И я уже думал, что так теперь и буду жить, перебиваясь случайным заработком, цапаясь с одной птичкой и трахаясь с другой, как вдруг встретил девушку в сером. Я был рад ее видеть, даже безумно счастлив был ее видеть, но ненависть к ней клокотала во мне ядовитым дурманом. Я наговорил ей много всякого, чтобы только задеть побольнее, чтобы только заставить ее страдать, хотя бы вполовину как я.
И неожиданно даже для себя поцеловал ее. Я лет сто никого не целовал – зачем? Но вот ее захотелось. И такая она вся была податливая, хрупкая, такая вся доверчивая и открытая… как тогда, на фотосессии. На которой прикидывалась невинной овцой и после которой сбежала, обозвав меня извращенцем. Она – многозначительно облизавшая мой палец!
Я был в ярости. Меня раздражало ее вечное превосходство надо мной, ее вечная власть надо мной и моими мыслями, и я сказал то, что она не должна была ожидать. Сказал, чтобы просто доставить себе моральное удовольствие от превосходства, но послевкусие от этих слов оказалось отвратным. Мало того, что девушка в сером повела себя так, словно ей и впрямь было больно, так ещё и мне было дерьмово от своего вранья.
Я позвал ее – пересилил себя, крикнул в догонку ее имя – но она не услышала. Умчалась, как подстреленная лань, и это тревожило меня, изводило неизвестностью, съедало все мои мысли.
А что, если она и впрямь сказала то, что чувствовала?
Нет! Этого не могло быть! Она сука-обманщица! Мне ли не знать!
И всё-таки… слишком натурально выглядел ее побег. Не могла же она быть настолько превосходной актрисой? Или могла?
Я рычал от бессилия, кружа по городу. Решение не приходило в мою голову, мне оставалось только ждать. И я дождался.
Дома, когда я ужинал какой-то мудрено-запеченной рыбой, которую приготовила к моему приходу беременная птичка, мне позвонил мелкий. Мы с ним давно не созванивались, пересекаясь только на субботних пробежках и с трудом перекидываясь парой слов. Из-за мышки, конечно! Она даже здесь умудрилась насолить мне!..
Но мелкий был взволнован. Сказал, что весь день не может дозвониться до мышки. Что ее нет дома. Что она ушла в суд заполнить документы для развода и пропала.
Я похолодел.
Никитос хрипло спросил:
– Она… у тебя?
– Нет, – выдавил я из себя. – Но я видел ее около суда.
Мелкий помолчал и осторожно спросил:
– С ней всё было в порядке?
– Не очень, – с трудом признался я. – Я… наговорил ей лишнего.
В трубке послышался тяжелый вздох.
– Но после вашего… разговора она пошла в суд?
– Нет, она убежала.
Никитос снова замолчал. Его осуждение я чувствовал даже на расстоянии.
– Поможешь ее найти?
– Да.
Я сорвался из квартиры, ничего не сказав птичке. Прыгнул в машину и помчался искать девушку в сером. Только бы ничего с ней не случилось! Только бы была жива и здорова!
Могла ли она из-за меня, из-за моих слов сделать что-то плохое? Означало ли всё это, что она говорила правду, а я поступил как полный кретин?
Я гонял по городу, как безумный. Куда она могла пойти? Что она могла сделать? Кошмарная мысль посетила мою голову, и я помчался к ее бывшему дому. Я намеревался ворваться в квартиру и забрать ее оттуда, независимо от ее желания и от последствий, которые могли угрожать мне от ее урода-мужа, но мне наконец-то повезло.
Краем глаз я заметил на скамейке серую кучку одежды. Рефлексы сработали моментально – я резко выкрутил руль и подъехал ближе, громко затормозив.
Мышка-обманщица спала на скамейке.
Спала! Просто спала! Я с облегчением выдохнул и аккуратно переложил ее в салон машины. Мои руки подрагивали, и я выкурил две сигареты прежде, чем позвонить мелкому.
Никитос попросил привезти ее к нему, и я не возражал.
Спящая девушка в сером была так же доверчива, как и днем, когда я ее целовал. Я нёс ее в квартиру к мелкому, а она прижимала голову к моей груди. Какой-то трепет и волнение затрудняли мое дыхание и чертовски мешали просто ее нести, заставляя меня сжимать ее в своих руках сильнее, чем требовалось. Заставляя меня вглядываться в ее лицо, ее губы, скулы, ресницы. Заставляя мое сердце чувствовать что-то совершенно непривычное, инородное, но дьявольски приятное и тёплое.
К счастью, Никитос жил невысоко, иначе черт знает, до чего могли дойти мои ощущения. Я занёс девушку в сером к нему и положил на кровать в ту комнату, на которую указал мелкий. Краем глаз я заметил тысячу и один признак пребывания здесь девушки, а затем, возвращаясь по коридору, не сдержался и заглянул во вторую комнату. Там я с облегчением увидел вещи Никитоса. Похоже они всё это время жили в разных комнатах. Удивительный всё-таки мне достался младший брат… И я готов был обнять его, но, повернув на кухню, наткнулся на его враждебный взгляд.