— Ее нет у друзей, — пояснил Морис, решивший немного покривить душой. — Я не имею понятия, где она.
— Может, она просто пошла в кино?
— А убийца дожидается ее у входа?
— Почему вы считаете, что он вдруг, без всякой причины, набросится на нее?
— Ведь речь же идет о сумасшедшем!
— Но о сумасшедшем, который действует весьма логично.
Теперь полуправда или ложный стыд стали неуместными.
Морис уже готов был выложить всю правду, но комиссар перешел к другому вопросу:
— Как выглядит ваша дочь?
— Высокая блондинка, голубые глаза. Ей девятнадцать лет.
Морис почувствовал комок в горле, когда описывал Изабель.
— Особые приметы?
— Их нет.
— А во что она была одета?
— Черный пуловер, черные брюки и…
С трубкой в руке он сделал шаг назад и посмотрел на вешалку в прихожей. Она надела серую замшевую куртку и длинный шарф, который он подарил ей на день рождения.
Снова раздался голос комиссара:
— Сейчас я передам ее описание всем патрульным машинам и позвоню во все кинотеатры. О больницах я также позабочусь.
Холодная рассудительность этих слов вызвала в воображении Мориса вереницу ужасных образов.
— И сохраните письмо, — в заключение сказал Фушероль.
Морис соединил скрепкой угрожающее письмо с фотокопией рукописи Даниэля. Анонимное письмо было характерно для помраченного рассудка. Дюпон послал свои сообщения сначала Валери, затем комиссару и теперь — Изабель, окольным путем, через ее отца. Определенно, он скоро начнет писать в газету. Кроме того, он еще звонил Валери и приказал ей молчать, пригрозив смертью. В таких звонках он знал толк. Он даже сумел блокировать телефон Даниэля, но почему он больше не применил свой метод? Позвонить по телефону было гораздо проще и не так уж опасно для него. Достаточно просто зайти в телефонную будку.
— Я был у Валери, когда ей принесли письмо… Сейчас подобное принесли мне… Похоже, Дюпон перестал объявлять свои угрозы по телефону с того времени, как на сцене появился я, — вслух рассуждал Морис. — Возможно, он боится, как бы я не узнал его по голосу. Даже если изменить голос, то все равно останутся некоторые характерные его особенности. Возможно, я мог бы их узнать. А если…
Выводы так быстро следовали один за другим, что Морис даже не успевал их хорошенько продумать. Они буквально набегали друг на друга. В рукописи Даниэля были некоторые подробности в связи с блокированием телефона. Морис поспешно перелистывал страницы, не обращая внимания на то, что они рассыпались. Наконец, он немного успокоился.
«Но теперь не было слышно гудка. Он хотел было ее положить, как вдруг отчетливо услышал в ней мелодичный бой часов с колокольчиками, пробивший три раза. Значит, на другом конце линии находились часы, отстававшие на четверть часа… Послеразговора с Даниэлем трубка не была положена на место, чтобы блокировать его телефон…»
Вначале эти детали показались Морису несущественными, но теперь он увидел их в другом свете. Ведь если убийца был из круга знакомых Мориса, то это обстоятельство могло послужить обвиняющей уликой. У кого из его знакомых были часы с таким боем? Кто из них обладал таким низким голосом, голосом генерального директора, как назвал его Даниэль?
— Кто?
Телефонный звонок нарушил тишину.
— Хелло!
— Вы о ней слышали?
Это звонил Жан-Люк.
— Я нахожусь у друга. Теперь мне нужно объехать еще двух друзей. Мы разделили работу на части. Не волнуйтесь, пожалуйста.
Но Морис волновался. Он был совершенно в отчаянии. Полиция со всеми работниками и громадным аппаратом ни на шаг не продвинулась в розыске. Разве не был прав Дюпон, изменивший заголовок в интервью Даниэля на слова «Полицейский не интеллигентен»? Написав эти слова, он, так сказать, насмешливо подмигнул публике. А публика ему была нужна, это видно по сегодняшнему вечеру. Морис вздрогнул. Ему показалось, что яркая вспышка света озарила тьму, в которой он пытался искать отгадку. Словно какой-то невидимый светильник вспыхнул вдруг, подобно прожектору осветив морс тьмы.
— Ему нужна публика, которой он может сочувствующе подмигнуть.
Морис чуть слышно произнес эти слова, хотя перед ним уже стоял Милорд, появившийся будто из-под земли и внимательно прислушивающийся.
— Ему нужна публика, но он может подмигивать ей только в том случае, если она знает о чем идет речь. Стало быть, Дюпон знал, что нам известен мотив преступления. Рукопись Даниэля была опубликована в газетах два дня назад, и общественность познакомилась с ее содержанием.
Вторая вспышка света пронизала тьму и озарила на этот раз другую область.
— Намеренно, вольно или невольно, но кто-то информирует Дюпона. Кто был в этот момент в курсе дела? Ясно, что не Кулонж и не его тетка, которые в этот вечер впервые оказались причастными к делу. Остаюсь я сам, Фушероль, Валери, Изабель и, естественно, Жан-Люк.
Круг все более сужался. Теперь в борьбе за жизнь Изабель Морис должен был настичь убийцу. В страхе за ее жизнь он мобилизовал все свои духовные силы. Интуиция подсказывала ему, что решение загадки — в рукописи Даниэля, что оно скрыто в его собственном подсознании, и требуется лишь ничтожный толчок, чтобы ускорить ее появление. Эта мысль побуждала его к лихорадочным размышлениям. Опершись локтями о письменный стол и обхватив голову руками, он снова перелистал фотокопию рукописи. Позвонил Фушероль, а затем Валери. Хороших новостей он не услышал ни от кого. Они хотели только спросить, слышал ли он что-нибудь об Изабель. Морис снова углубился в чтение. Он очень внимательно читал каждое слово, сравнивал, комбинировал, пересматривал абзац за абзацем, строчку за строчкой. Он все больше убеждался, что стоит на правильном пути. Сознавая это, он успокаивался и возбуждался одновременно, словно хотел вспомнить какое-то слово, которое вертится на языке. Не хватало лишь мелочи, воспламеняющей искру, от которой пелена спадет с его глаз. Стрелки часов под стеклянным колпаком отсчитывали минуты в прошлое. Кот заснул. Звонок в дверь заставил кота вздрогнуть. Морис сразу же вскочил и, полный надежды, поспешил к двери. Распахнув ее, он остановился разочарованный. Перед ним стоял Жан-Люк. Один.
ГЛАВА 15
— Я опросил всех наших друзей. Никто ее не видел.
С огорченным видом Жан-Люк вертел в пальцах мокрую шляпу от дождевика и вытирал о коврик мокрые ноги. Плачевный вид молодого человека, его неловкое поведение, шляпа, с которой он не знал, что делать, врачебная сумка под рукой и, вдобавок, непрекращающееся шарканье ботинок о коврик… Сама собой напрашивалась ассоциация: приход Дюпона к Даниэлю. Описание его было еще свежо в памяти.
«Гость тщательно вытер ботинки о коврик. Его внешность совершенно не соответствовала представлению Даниэля. В первый момент писатель даже засомневался, что стоящий перед ним человек является ожидаемым посетителем. Он держал под мышкой толстый черный портфель, а к груди прижимал черную фетровую шляпу».
Теперь, как по цепной реакции, одна мысль порождала другую. Приход Дюпона, уход Дюпона. А воспламеняющей искрой была шляпа Жан-Люка.
— Входите, — сказал Морис и увлек юношу в кабинет. — Мне сейчас на ум пришло нечто очень важное.
Казалось, будто воздух вдруг зарядился электричеством.
— Вот прочтите здесь, как Морэ описывает уход Дюпона.
Морис сунул Жан-Люку под нос текст и показал пальцем нужную строку.
«Его гость поклонился и вышел на площадку лестничной клетки.
— До свидания, мсье Морэ.
Высокая старомодная шляпа с широкими полями, в которой он казался еще меньше, прикрывала теперь его лысину».