Авантюристы, комедианты, мэтрессы, лавочники и филистеры - составные части этого романа. Кто его примет близко к сердцу, тот не станет больше читать ни одно романа.
Благодаря герою, евангелие обыденности и деловитости вступает в свои права с опозданием. Театр марионеток в начале книги, заключительная часть напоминает последние часы в парке прекрасной Лили {11}.
Вольтер - один из величайших отрицательных поэтов {12}, которые когда-либо существовали. Его Кандид - это Одиссея. Жаль, что мир его заключался в парижском будуаре. Отличайся он меньшим личным и национальным тщеславием, он был бы чем-либо значительно большим.
Так же и в театре тиранически господствует принцип подражания природе. Согласно этому принципу измеряется ценность актера. Древние и это понимали лучше. У них все более поэтическим.
Наш театр чрезвычайно непоэтический, только оперетта и опера приближаются к поэзии, и то не в отношении актеров, их игры и т. д.
Все чисто комические характеры должны, как в древней комедии, быть ярко и грубо очерчены - тонкие нюансы прозаичны. В сфере поэзии все является более определенным - каждое действие живее и резче бросается в глаза.
Необходимо разнообразие в изображении людей. Только бы не куклы - не так называемые "характеры",- живой, причудливый, непоследовательный, пестрый мир (мифология древних).
Комедия и трагедия очень выигрывают от осторожной символической связи друг с другом и собственно лишь благодаря ей и становятся поэтическими.
Серьезное должно светиться весельем, шутка отсвечивать серьезным.
В Шекспире обязательно чередуются поэзия с антипоэтическим, гармония с дисгармонией, обыденное, низкое, уродливое с романтическим, высокое, прекрасное, действительное с вымыслом: это прямая противоположность греческой трагедии.
Стихи и поэмы Шекспира совершенно сходны с прозой Боккаччо и Сервантеса {13}, также основательны, элегантны, прелестны, педантичны и совершенны.
Говоря о сознательном искусстве, вложенном в произведения Шекспира, Шлегели забывают, что искусство принадлежит природе {14} и что оно есть как бы сама себя созерцающая, самой себе подражающая, сама себя образующая природа. Искусство, порожденное природой, достаточно развитой, разумеется, бесконечно отличается от искусничанья, порожденного рассудком, резонерствующим только духом. Шекспир не был калькулятором, не был ученым, это была могущественная, многоцветная душа, вымыслы и произведения которой, подобно созданиям природы, носят на себе отпечаток мыслящего духа, и в них даже современный проницательный наблюдатель будет находить новые созвучия с бесконечным строением вселенной, связи с позднейшими идеями, родство с высшими силами и чувствами человечества. Они символичны и многомысленны, просты и неисчерпаемы, как создания природы. Ничего бессмысленнее нельзя было бы о них сказать, как то, что это произведения искусства в механическом значении этого слова.
В исторических драмах Шекспира происходит непременная борьба между поэзией и непоэзией. Низменное представлено в форме вольной и остроумной, в то время как великое представлено неподвижным и печальным и т. д. Низкая жизнь все время показана в противоречии с жизнью возвышенной, и это проводится то трагически, то пародийно, то контраста ради. История, как она существует для поэта, представлена в этих драмах. История претворена в диалог. Прямая противоположность действительной истории, и все-таки история, какой должна быть, - пророческая и синхронистичная. Все драматическое подобно романсу. Все просто, прозрачно, необычайно, подлинно поэтическая игра, без действительной цели. Расширенный романс в форме диалога. Великие и малые предметы, поэтически соединенные.
Перевод бывает или грамматическим, или же он изменяет произведение, или же он претворяет произведение в миф. Мифотворческие переводы суть переводы в самом высоком смысле. Они передают чистую идеальную сущность индивидуального художественного произведения. Они передают нам не реальное произведение, но идеал его.
Полагаю, что истинного образчика таких переводов еще не существует. Только в некоторых критических сочинениях и описаниях произведений искусства можно найти следы подобного уменья. Для этого нужен человек, в сознании которого полностью соединились поэзия и философия. Греческая мифология частью является подобного рода переводом национальной религии. Так же и современная мадонна есть миф в этом смысле.
Грамматические переводы суть переводы в обыкновенном значении термина. Для них требуется большая ученость, но способности только дискурсивные.
Для переводов-переделок, если они хотят быть удачными, нужен высокий поэтический талант. Иначе они легко впадают в пародийность, как, например, перевод Гомера ямбами у Бюргера, перевод Гомера у Попа {15} или же все французские переводы, вместе взятые.
Настоящий переводчик этого направления должен быть поэтом на деле, должен уметь передавать идею целого и так и иначе. Он должен быть поэтом поэта, и поэт должен у него сразу говорить и по-своему и так, как того хочет переводчик. В сходных отношениях состоят гений человечества с отдельным человеком.
Не только книги, все можно переводить одним из трех описанных мною.
*
* *
[...] Мы мечтаем о путешествии во вселенную: но разве не заключена вселенная внутри нас? Мы не знаем глубин нашего духа. Именно туда ведет таинственный путь. В нас самих или нигде заключается вечность с ее мирами, прошлое и будущее. Внешний мир - это мир теней, он бросает свою тень в царство света.
В мире существует только один храм, и этот храм - человеческое тело. Нет ничего более святого, чем этот образ. Преклонение перед человеком - это прославление откровения во плоти. Когда прикасаешься к человеческому телу, входишь в соприкосновение с небом.