— Удивительно, что отец решил доверить это дело мне. — Любовнице монстров.
— Господин Нувас лично просил у отца разрешения ухаживать за тобой. Кроме того, ходят слухи, что его пристрастия… несколько необычны. В любом случае мне будет некогда — я должна присматривать за агентом Соборности. Скучнейшее занятие, но кто-то должен взять это на себя. Так что остальное за тобой.
— Как удобно. Тебе он доверяет, а меня продает купцу, словно гогола из пустыни.
Так было не всегда. Ей вспоминается шипящая сковорода, пышущий в лицо жар и мягкие руки отца на плечах. «Ну же, Тава, попробуй, что ты приготовила. Если считаешь нужным, добавь немного майорана. Пища должна иметь содержание».
— Дорогая сестра, я ведь стараюсь тебе помочь. Отец мягкосердечен, но он не забыл твоего поведения. Я предлагаю тебе возможность показать ему, на что ты способна.
Дуни берет Таваддуд за руку. Кольца джинна на ее пальцах холодят кожу.
— И дело не только в тебе, Таваддуд. Ты говорила о Бану Сасан. Если голосование будет в нашу пользу, у нас появится возможность изменить положение вещей, улучшить жизнь всех жителей Сирра. Если только ты мне поможешь.
Взгляд Дуни искренний, каким он обычно бывал, когда она пыталась уговорить Таваддуд убежать на поиски счастья или спрятаться от джинна Херимона.
— Обещания? Я думала, ты попытаешься добиться своего угрозами, — спокойно произносит Таваддуд.
— Хорошо же, — отвечает Дуни. — Возможно, есть еще кое-что, о чем отец должен знать.
Таваддуд зажмуривается от пульсирующей боли в висках. Это Аун наказывает меня за Вейраца и Аксолотля. Наверное, я это заслужила. Может, отец снова посмотрит мне в глаза.
— Прекрасно, — медленно произносит она. Таваддуд чувствует себя замерзшей и слабой. — Будем надеяться, что я для него достаточно необычна.
— Чудесно! — Дуни вскакивает и хлопает в ладоши. Украшения и кольца джинна громко позвякивают. — Не хмурься. Это будет забавно!
Она оглядывает Таваддуд с головы до ног и качает головой.
— Но сначала мы должны что-нибудь сделать с твоими волосами.
Глава третья
ВОР И АРЕСТ
Я нерешительно вхожу в каюту. Если уж корабль испытывает тревогу, значит, Миели действительно в плохом настроении, а я слишком устал, чтобы выдержать бой с оортианским воином.
Мне не приходится тратить время на поиски. Она парит в центре каюты. Глаза закрыты, смуглое овальное лицо озарено свечами, похожее на тогу платье окутывает ее тело, словно кокон гусеницу.
— Миели, нам надо поговорить, — начинаю я.
Ответа нет.
Я подтягиваюсь на продольной оси каюты и заглядываю ей в лицо. Веки не дрожат, и она почти не дышит. Чудесно.Наверное, она погружена в какой-то оортианский транс. Это понятно: поживите на одних ягодах в пустотелой комете, освещенной искусственным солнцем, и у вас тоже появятся галлюцинации.
— Это важно. Я хочу поговорить с Пеллегрини.
Или она погрузилась в боевую сосредоточенность? Однажды я сумел выдернуть ее из подобного состояния, воспользовавшись биотической связью, но для этого мне пришлось проткнуть ладонь сапфировым осколком. Повторять этот опыт мне совсем не хочется, кроме того, связи больше нет. Я щелкаю пальцами перед ее лицом. Потом трогаю за плечо.
— «Перхонен», с ней все в порядке? — спрашиваю я у корабля.
Но и корабль тоже не отвечает.
— Миели, это не смешно.
Она начинает смеяться — негромко и мелодично. А потом открывает глаза, и на ее лице появляется змеиная улыбка.
— Еще как смешно, — возражает Пеллегрини.
В голове у меня открывается и закрывается дверь тюрьмы. Но не «Дилеммы», а другой тюрьмы, из далекого прошлого. Возможно, было бы лучше, если бы я там и остался.
— Привет, Жозефина, — говорю я.
— Ты ни разу меня не позвал, — заявляет она. — Я оскорблена.
— Ну, на Марсе мне показалось, что у тебя мало времени, — отвечаю я.
В прищуренных глазах появляется опасный блеск. Наверное, не слишком разумно напоминать ей о нашей последней встрече, когда из-за меня власти Ублиетта вышвырнули ее с планеты. Хотя, с другой стороны, может, это и к лучшему.
— Жозефина Пеллегрини, — произношу я ее имя.
С ним, безусловно, связаны какие-то воспоминания, но и они остались за закрытой дверью. Это и не удивительно: вероятнее всего, она сама тщательно отредактировала мою память. Для Основателей Соборности подобные фокусы в порядке вещей.
— Так ты все понял, — говорит она.
— Почему ты мне не сказала?
— О, только ради твоего же блага, мой милый, — заверяет она. — Ты уже пару столетий бегаешь от меня. Я не хотела тебя расстраивать. — Она трогает средний палец левой руки, словно поправляет кольцо. — А знаешь, что происходит, когда пытаешься убежать от своей судьбы?
— Что же?
Она наклоняется ближе.
— Ты теряешь себя. Ты становишься мелким воришкой, сорокой, которая бросается на блестящие побрякушки. Тебе нужна я, чтобы ты стал чем-то большим.
Гладкой прохладной рукой она прикасается к моему лицу.
— Я дала тебе шанс вернуть самого себя. Ты не сумел им воспользоваться. Ты до сих пор остаешься ничтожеством, годным только на игры с оружием. Я считала, что ты мог бы стать семенем для чего-то грандиозного. Я ошиблась. — Ее взгляд становится жестким. — Ты не Жан ле Фламбер.
Мне больно это слышать, но я не подаю вида. Она по-прежнему говорит ласково, но в глазах загораются искры неподдельного гнева.
Хорошо.
Я отмахиваюсь от ее руки.
— Значит, нас таких двое, — заявляю я. — Потому что я полагаю: ты не Жозефина Пеллегрини. Ты просто гогол. Да, наверное, из старейшей ветви. Но не Прайм. Ты никогда не послала бы свою важную составляющую ради такой работы. Ты просто незначительный гогол Основателя. Я хочу говорить с Праймом.
— Какие у тебя основания считать, что ты этого достоин?
— Ты хочешь похитить у Матчека Чена фрагмент Вспышки, а я знаю, как это сделать. И я хочу изменить условия сделки.
Она смеется.
— О Жан! В прошлый раз ты потерпел неудачу. Все, на что ты был способен, — ой, даже не знаю, как сказать, — когнитивные конструкции, украденные у зоку и у нас. Трюки с солнцедобывающими машинами. Превосходная маскировка. И все равно ты был ребенком по сравнению с ним, с Отцом Драконов. И ты еще говоришь, что знаешь, как это сделать теперь?Ах, мой милый, мой маленький принц, это просто смешно.
— Еще смешнее будет наблюдать, как тебя сожрут другие Основатели. Это будут василевы и сянь-ку, верно? Они всегда тебя ненавидели. И тебе необходимо оружие против них. Только поэтому ты меня и вытащила.
Ее глаза словно две зеленые жемчужины, холодные и твердые. Я набираю полную грудь воздуха. Почти у цели.Только бы не забыть, что она способна читать по крайней мере поверхностные мои мысли. Есть способ их скрыть. Ассоциативное мышление. Жемчужины и планеты, глаза и тигры. Она хмурится. Надо ее отвлечь.
— Мне и впрямь интересно, как они сумели меня поймать, если я был настолькохорошо подготовлен, — говорю я. — А ты, случайно, не имела к этому отношения, моя дорогая?
Она встает прямо передо мной. Губы сжимаются в тонкую линию. Грудь поднимается и опускается резкими толчками. Она даже расправляет крылья Миели, и они вспыхивают в лучах свечей двумя гигантскими языками пламени.
— Возможно, я на самом деле от тебя убегал, — продолжаю я. — Но стоило тебедойти до отчаяния, как ты всегда меня разыскивала.
— До отчаяния? — шипит она. — Ты мелкий ублюдок!
Она обхватывает руками мою голову и сжимает с такой силой, что череп вот-вот треснет. Наши лица сближаются, ее теплое дыхание пахнет лакрицей.
— Я тебе покажу, что такое отчаяние, — бросает она.
— Нет. — «Да».
Ее бледно-зеленые глаза вдруг вспыхивают двумя солнцами. Мир заливает белое сияние. Мое лицо плавится, словно воск, в ее руках.
— Слушай, я расскажу, кактебя поймали, — говорит она.