Из глаз сыплются искры, дыхание перехватывает. Тело звенит от моментально рассыпающейся по телу боли. Открываю рот, пытаясь сделать вдох, легкие разрывает от нехватки кислорода. Закашливаюсь. – А теперь встала и пошла одеваться! – орет он, отпрянув от меня.
Кряхчу и отрываю корпус от пола, упершись руками. Тяжело дышу, тело ломит, живот точно набит свинцом. Смотрю на него, скорчив болезненную гримасу и с трудом выплёвываю:
– Зачем? – изо рта течет.
– Поедешь со мной! Форма одежды парадная! И чтобы через час была внизу!
Мне хочется нахамить ему, выкрикнуть, что никуда я с ним не поеду, но у меня нет сил. К тому же я знаю, что слишком завишу от него. Пока не приехал Пьер, я всё еще завишу от Елизарова.
– Чё расселась, кобыла? Помчалась галопом! – брезгливо выдает он мне, косо поглядывая через плечо.
Поднимаюсь с пола, морщусь от боли и ковыляю в свою комнату выполнять приказ. Умываюсь и с трудом напяливаю на себя чёрное коктейльное платье. Макияж мне уже не осилить. Пусть довольствуется тем, что есть. Всё оставшееся время лежу на кровати, пытаясь собраться с силами. Через сорок минут, превозмогая боль, встаю с кровати и спускаюсь вниз, где меня уже ждёт Елизаров в компании своих телохранителей.
Садимся в машину и едем. Куда, я не спрашиваю, мне всё равно. Я всё ещё поглощена болезненным ощущениями. Автомобиль останавливается на Театральной площади. Очевидно, сегодня очередная премьера в Большом. Вокруг толпится народ. Фотографы, журналисты. Мелькают известные на всю страну лица. Стараясь сильно не морщиться, выбираюсь из салона.
Александр Васильевич подхватывает меня под локоть и больно сжимает.
– Морду попроще! – шипит сквозь зубы и притворно щерится. – И улыбайся! Улыбайся!
Натянуто улыбаюсь. Шутка ли – выдавить из себя улыбку после побоев. Вспышки фотоаппаратов слепят глаза. Поднимаемся по лестнице и заходим внутрь. В фойе, кажется, собрался весь столичный бомонд. Что-то обсуждают, здороваются, раскланиваются друг перед другом. Известные художники, музыканты, телеведущие, певцы. Особняком держатся толстосумы и бизнес-элита, высокомерно поглядывая поверх голов остальных собравшихся. Егор дышит в затылок Елизарову, не отходит ни на шаг.
Звезды шоу-бизнеса позируют фотографам, имеющим особые допуски. Александр Васильевич останавливается рядом с каким-то мужчиной и долго беседует. Представлять меня своему собеседнику не считает нужным. Я не удивлена, Елизаров в очередной раз доказывает своё низкое происхождение. В местах не столь отдаленных великосветским манерам не учат.
Звенит звонок, и мы устремляемся в зрительный зал. Телохранители остаются снаружи. Проходим в партер и недолго ищем свои места, похоже, у Елизарова здесь бронь. Мягко говоря, меня удивляет симбиоз Елизарова и Большого театра. На мой взгляд – это два несовместимых явления. Я давно не была в опере, но учитывая обстоятельства, особого восторга не испытываю. Единственное желание – поскорее сесть, чтобы немного облегчить свои страдания. Первый акт проходит на ура. Мне очень нравится то, что происходит на сцене. На какое-то время я даже забываю о боли. Александр Васильевич засыпает минут через пятнадцать после начала спектакля и позорно храпит до самого антракта. Как только в зале зажигается свет, просыпается, недовольно щурится и моргает.
– Чё, уже всё? – не сразу понимает, что происходит.
– Нет, только конец первого акта.
– А всего сколько?
– Три.
– Ну, ё-моё! – выдает с чувством глубокой досады. – Ладно, пошли! – встаёт и идёт на выход. Плетусь следом, мне велено не отставать ни на шаг. Возле дверей нас встречает Егор и провожает в театральный буфет, где уже толпятся люди. В антракте здесь накрыт фуршет. Мимо гостей прохаживаются официанты с закусками и спиртным. Елизаров ловит одного из них и заглатывает сразу несколько порций крепкого алкоголя, наверное, чтобы с таким же успехом проспать оставшиеся два акта. Мне предлагают вина, на что я отвечаю отказом. Мне не хочется ни пить, ни есть. Побои Александра Васильевича отбили у меня всякое желание пихать в себя что-либо. Брезгливо наблюдаю, как он жадно закусывает выпитое десятком миниатюрных канапе. Вскидывает взгляд и идёт кому-то навстречу, не успев дожевать. Невысокий полноватый мужчина – кажется, я его знаю, у него ещё такая восточная фамилия – встречает Елизарова радушной улыбкой. Пожимают руки и похлопывают друг друга по плечам, как старые друзья. Егор и я стоим поодаль.
– Карин? – слышу за спиной знакомый голос и вздрагиваю. Нет! Не может быть! Поворачиваюсь, чувствуя, как кровь отливает от лица. Жильбер! Перед глазами темнеет, пол плывет под ногами, и я вот-вот упаду. Подходит близко ко мне и, сдвинув брови, напряженно смотрит в глаза. Во взгляде смесь негодования, удивления и боли. – Как ты могла?