– Так Вы будете ложиться в нашу клинику?
– Сколько? – губы онемели и едва шевелятся.
Он называет неподъёмную сумму. Сижу молча, не отрывая остекленевших глаз от доктора. Он отводит взгляд и предлагает нам с Арно вернуться во Францию. Как ему объяснить, что я не могу этого сделать? Так я потеряю Арно навсегда. Но я уже теряю его. Арно тает у меня на глазах, точно свечка. Он жалобно хнычет, по исхудавшим посеревшим щекам катятся крупные капли. Я смотрю на него, понимая, что не в силах помочь своему сыну. Я не могу потерять Арно. Я не смогу пережить его смерть. Мой Арно. Мой маленький, сладкий малыш. Я не могу думать о том, что однажды его не станет. Я готова на всё, готова, не думая, отдать за него свою жизнь. Лишь бы Арно жил. Лишь бы дышал. Лишь бы радовался каждому новому дню.
От денег Елизарова осталось совсем немного. Этого хватит на месяц, но лекарства стоят безбожно дорого. Мне нужны деньги. Нужны, как воздух. Без них мой малыш умрёт. Без проклятых денег его не станет. Есть ли цена у человеческой жизни? Сколько стоит материнское счастье? Никогда не думала об этом раньше, но сейчас я знаю точную сумму.
Я соглашаюсь на предложение доктора, обещая платить по частям. Где я возьму недостающую сумму, не знаю. Знаю только, что мне придётся её где-то взять. Начну оформлять сыну российское гражданство и попытаюсь выбить квоту на лечение. Но квота – это запасной вариант, на него не стоит возлагать больших надежд.
Арно очень слаб. Его помещают в палату интенсивной терапии, расположенную в реанимационном отделении. Посторонним вход туда строго воспрещён. Сейчас я посторонняя для Арно. Меня аккуратно выпроваживают, оставляя Арно одного. Я ещё долго стою у дверей реанимации, не в силах уйти. Там за дверью осталось моё сердце. Маленькая копия Жильбера. Мой Арно.
Прихожу в себя, когда слышу в сумочке пиликанье телефона. На экране номер Елизарова. Ещё неделю назад я бы забилась в истеричном рыдании при виде его номера. Но не сейчас. Сейчас я даже рада, что он объявился. Я рассчитываю на него. Мне всё равно, что он будет делать со мной. Оказывается, за последние несколько дней во мне многое изменилось. Я уже не считаю проституцию мерзким способом заработка. Если Елизаров даст мне денег, я готова выполнить любой его приказ. Лишь бы дал. Теперь мне безразлично, какой ценой достанется жизнь Арно. Лишь бы у Арно был шанс на выздоровление, на долгую, счастливую жизнь. Лишь бы был.
– Соскучилась? – хрипло смеётся в трубку.
– Да, – я не узнаю своего голоса, он словно выцвел, подёрнулся затхлой плесенью.
– Это хорошо, что соскучилась. Жду тебя через два часа. Если хочешь, могу прислать Егора.
– Не надо.
– Как знаешь, – отключается.
Иду, пошатываясь, к выходу. Чувствую себя древней старухой. Мрачной и седой. С всклокоченными, растрёпанными волосами. С момента последней встречи с Елизаровым я постарела на добрый десяток лет. Надо собраться и привести себя в порядок. Мне нужны деньги Елизарова. Нужны, как никогда. На секунду задумываюсь о Жильбере. От этой мысли внутри холодеет. Если я попрошу помощи у Пуавра, то никогда больше не увижу Арно. Никогда. Он отберёт у меня сына. Как я смогу жить без Арно? Нет. Звонить Жильберу – это не выход. Я сама справлюсь. Сама. Жильбер не должен ничего знать. Подправляю макияж и укладываю волосы, стоя перед зеркалом в больничном туалете. В торговом центре покупаю нижнее бельё и чулки. Переодеваюсь и еду к Елизарову.
Как и в прошлый раз, дверь мне открывает Егор. Окидывает недовольным взглядом. Хмурится и ведет в кабинет. Елизаров сидит в кресле, сложив ноги на стол, как в старых американских фильмах. Курит, попыхивая точно паровоз. При виде меня довольно щерится, не выпуская изо рта сигары.
– Пришла. Молодец! – отодвигает в сторону пустую кофейную чашку. – Свободен! – небрежно кидает Егору. – Чё встал, истукан?! Смотреть будешь, как я её трахаю?
Подается вперёд, видя замешательство Егора. Когда Егор исчезает, снова смотрит на меня.
– Ну? Чё сидишь, барышня на выданье? Сто раз вам всем объяснять надо!
Понимаю, чего хочет Елизаров. Встаю и начинаю раздеваться.
– О! Стоило один раз поучить! – хвалит мою сообразительность. Раздеваюсь до нижнего белья. Смотрю холодным безразличным взглядом. Что сегодня мне приготовил Александр Васильевич?
Встаёт, подходит. Гладит рукой по груди, вынимает изо рта сигару и прижигает её об меня. Зажмуриваюсь и шиплю на выдохе. Внимательно наблюдает за моей реакцией, по лицу расплывается самодовольная ухмылка.