Он снизил скорость.
-- Франсуа, как на счёт отпуска?
-- Сейчас? В сезон?
-- Пара дней тоже в зачёт. Правда, посмотри на себя, Франсуа. Тебе нужно сделать перерыв и передохнуть.
Он серьезно посмотрел на меня, невольно задумавшись.
-- Мне кажется, если я остановлюсь, то осознаю... все, что случилось...
Он помолчал.
-- И что я буду делать в свободные дни?
-- Нужно сменить обстановку. Я увезу тебя.
-- Куда?
-- В лучшее место на земле!
Когда мы вернулись домой, и Франсуа был в душе, раздался телефонный звонок. Я сняла трубку:
-- Да?
-- Эй! Это звонит Энн! Можно поговорить с папой? – Энн выглядела довольной, а на фоне слышались веселые голоса ее подружек.
-- Энн, папа в душе. Это Марион. Как у тебя дела?
-- Хорошо! Ты могла бы передать папе, что я очень счастлива. Это был отличный день рождения!
-- Конечно, Энн. Я очень рада за тебя. Спокойной ночи.
-- И тебе. Пока, Марион.
Глава 9. Он, она и я
Марк
У нее неулыбчивое лицо. Видимо потому, что она не ставит себе целью понравится.
А ещё у нее огромные темно-серые глаза. При неярком свете, вот как сейчас, ее зрачки расширены и заполняют почти всю радужку, отчего глаза кажутся совсем темными, с голубоватым отливом.
Ее волосы цвета сливочной карамели и пахнут также. Они не очень длинные, немного ниже плеч. А когда она смотрит своим диковатым серьезным взглядом из-под густой челки, то становится похожа на настоящую дикарку, и у меня невольно начинает ныть под ложечкой. Удивительно, но сама она совершенно не осознает, насколько привлекательна.
Иногда я ловлю себя на том, что чувствую на себе ее взгляд. Кажется, она видит меня насквозь, и от этого становится не по себе.
Но рядом с отцом Марион меняется. Взгляд ее теплеет.
Временами она говорит ему ужасно грубые вещи. Про его возраст и усталый вид. Но со стороны это выглядит так, словно она хочет замаскировать свою нежность. Не знаю, чувствует ли это отец, но мне это очевидно.
Последнее время мы с отцом не сговариваясь перестали заходить в театральное кафе. Я провожаю его домой, а он неизменно просит меня остаться на ужин. Я всегда соглашаюсь.
Сегодня нас встречает Марион в платье.
-- Что? -- спросите вы, -- Марион и платье?
-- Да, -- отвечу я, -- хоть это и кажется невероятным.
Иногда человек меняется. Но не сам по себе, а потому что рядом есть кто-то, кто для него очень важен.
Она готова надеть для него платье. И по ее лицу, смиренному и покорному, я вижу, что эта гордая упрямая девчонка готова мыть у него полы, если он попросит. Да даже если и не попросит, а хотя бы намекнет.
Отец видит платье, издает удивленный возглас, говорит комплимент, окидывая ее одобрительным взглядом. Целует ей руку. Ну вот кто устоит после таких знаков внимания? Он ещё старой закалки, безупречен и деликатен. Я очень люблю отца, но сейчас впервые его галантность меня раздражает.
Мы идём в гостиную, где Марион уже накрыла на стол.
Базиль трётся у ее ног.
Отец довольно улыбается, потирает холодные после улицы руки и шепчет мне:
-- Видишь, Баз признал в ней хозяйку. А ведь он придирчивый в плане друзей.
Но у Марион хороший слух, и она небрежно кидает фразу через плечо в своей обычной манере:
-- Этот обжора признает любого, кто будет кормить и чесать его пушистое пузо!
Отец смущенно улыбается. Мне кажется, или он и правда счастлив?
Садимся за стол. Она сама приготовила ужин. Сегодня рыба на пару и спаржа.
Едим молча.
Я молчу, она молчит, он молчит.
Одному мне только видно, как она на него смотрит? Я знаю, что у них с Пьером не было никакого романа. Что они были едва знакомы, и этот ребенок -- случайность. А вот между ней и отцом, кажется, назревает роман. По крайней мере, если бы она на меня так смотрела, я бы не упустил своего шанса. Мне бы порадоваться за отца, но...черт!
Мои мысли прерывает Марион. Она вдруг протягивает отцу свой пустой бокал.
-- Налей и мне.
-- Ты же не пьешь алкоголь? -- тут же бросаю ей. Почему-то это прозвучало зло. Да что со мной сегодня?
-- Смотря где и с кем. Дома пью, -- неожиданно улыбается она. От ее улыбки мурашки бегут по плечам.
Дома? Ну, конечно!
Отец наливает ей совсем немножко, и она пьет.
Да, с ним она готова на что угодно.
Вдруг представляю себе, как она стояла на коленях перед Коди. Интересно, перед отцом бы встала? Больше чем уверен, что да. А если бы передо мной?
Лицо начинает заливаться краской. Если бы эта гордячка встала передо мной на колени, я бы...
Становится жарко и напрочь пропадает аппетит.