Он что-то ещё говорит и плачет, сжимая мои ноги, уткнувшись в них лицом.
Я глажу его и шепчу ласковые слова. Понимаю, что с тех самых пор он скорее всего ещё не плакал, все держал в себе, старался быть сильным. Подавал пример стойкости сыну и дочери, выдерживал внимание прессы, друзей и поклонников. И не было рядом человека, которого можно было бы обнять и просто поплакать с ним вместе. Невысказанное горе лишало его сна, заставляло истязать себя чувством вины и курить ночи напролет.
Слезы чертят на моих щеках горячие дорожки, руки сжимают его, словно хотят уберечь его сердце от боли. Наплакавшись, он затихает. В какой-то момент я понимаю, что он уснул, уткнувшись лицом в мое бедро, а я так и сижу рядом на кровати, а ладонь все гладит и гладит его плечо через одеяло.
Я сижу ещё долго, до ужаса боюсь неловким движением разбудить его.
На меня усталость наваливается внезапно, веки наливаются тяжестью.
В какой-то момент я в очередной раз просыпаюсь и понимаю, что все же надо идти.
Потихоньку встаю, медленно высвобождаясь их его ослабевших рук. Все тело затекло, а ноги замёрзли. Я тихо покидаю комнату, иду к себе и ложусь в холодную постель. Отодвигаю развалившуюся Шери и занимаю нагретое кошкой теплое местечко. Укрываюсь и мгновенно засыпаю.
***
А утром, когда я спускаюсь в кухню, слышу, как Франсуа говорит по телефону:
-- Как ты, дорогая? Я так скучаю! Жду тебя на весенние каникулы…Нет, к тете Рашель ты поедешь, если сама захочешь... Энн, я хочу устроить для тебя праздник. Пойдем с тобой вдвоем по магазинам, в кино, будем гулять по городу. Помнишь, как ты любила раньше кататься на катере по Сене? Можешь пригласить своих подружек... Так что я жду тебя, доченька...
Я невольно улыбаюсь. Как же радует эта маленькая победа! Нет, не моя победа. Его победа. Над собой. Когда перестаешь углубляться в работу, словно в бездонную кроличью нору, ища защиты и одиночества. Когда находишь в себе душевные силы дарить кому-то любовь и внимание. Кому-то, кто в этом очень нуждается.
Я вздохнула с облегчением и пошла печь обещанные крепы.
Глава 12. Чужие ошибки
Марион
Следующие дни Франсуа выглядит притихшим и каким-то умиротворённым. Я готовлю завтраки и ужины, а обедаем в кафе, куда мало кто заходит, и мы почти всегда одни.
Что-то подсказывает мне, что ему нужно выговориться, и я постоянно прошу его рассказать мне о его детстве, о родителях, о войне. Мы говорим обо всем, и о его детях тоже. И, конечно, о внуке.
Мы подолгу гуляем, сидим на берегу. Я прячу лицо на его плече, и мы переплетаем наши пальцы. Люблю ли я Франсуа? Да. Но какой-то особенной, чистой любовью.
Разговор на пляже
Франсуа
Я присел на огромный валун на берегу, а она бегала и ловила прибой, то убегая от него, то догоняя.
И тут я понял, что Марион ещё совсем ребенок, она ведь даже моложе Пьера.
Когда ей надоело бегать, она подошла ко мне, совершенно счастливая.
-- Знаешь, на каком камне ты сидишь? Четыре года назад, в одно неповторимое лето, я тут купалась. И вдруг увидела, что на этом самом камне сидит бог. Юноша, красивый, как греческий бог. Его звали Лиам Михельсон.
Она замотала головой, словно не верила своим воспоминаниям.
-- А мне было всего восемнадцать. Я была худой, как палка, с потрескавшимися от соли губами и вечно обгоревшим носом. Но чем-то я ему приглянулась. Он сказал мне, что увезет меня в Париж и сделает звездой.
-- Как же родители тебя отпустили? – удивляюсь я.
Она прищуривается, -- а я сбежала!
Неприятный холодный комок свернулся в груди. А вдруг Энн вот также, не дождавшись моего согласия, решит когда-нибудь свою судьбу сама?
-- Ты... жалеешь?
-- Нет, -- беспечно мотнула она головой, -- зачем жалеть о том, что сделано по велению сердца?
Марион стала задумчивой и потерла левое запястье.
-- Он обещал позаботится обо мне...
-- Он твоя первая любовь? -- улыбнулся я, чтобы прогнать нахлынувшую вдруг на нее грусть, -- первая любовь редко бывает на всю жизнь. Обычно это мечта.
Она повернулась и серьезно посмотрела на меня.
-- Нет, не он. Ты моя первая любовь.
Прибой шумел, солнце то и дело проглядывало сквозь тучи.
-- Мне жаль тебя разочаровывать, но я вовсе не идеален, Марион. Знаешь, почему ушла Жаклин?
Она только дернула головой.
-- Помнишь тот фильм, за который я получил первую награду?
-- "Искушение для дьявола"? -- оживилась она, -- ты играл там Дьявола, а Ева Паркер -- Ангела. Боже, как же я вас обоих обожала! Когда вы в конце расставались, я плакала! Вы были невероятной парой!
-- Вот именно, -- вздохнул я, -- я был ещё молод и глуп. Многое не ценил. Я очень обидел тогда Жаклин, а она была гордой и ушла в одночасье в никуда. Столько лет просидела с детьми, забросила карьеру. Ни постоянного заработка, ни ролей... Суд присудил детей мне, я ведь хорошо зарабатывал. Понимаешь, суд присудил, она не отказывалась. Жаклин была просто убита этим. И все же она не вернулась.