Возможно, Франсуа пока не заходит в комнату Пьера, потому что рана на сердце слишком свежа. Но придет день, когда он войдёт и, также, как и я, будет трогать, гладить и перебирать его вещи. И найдет все эти обрывки -- свидетельства отчаяния и ненависти, вызванных, скорее всего, зависимостью. Но легче от этого отцу не станет. Нет, я должна уберечь Франсуа.
Я взяла мусорную корзину и пересыпала содержимое в пустой пакет из-под покупок.
Нужно выбросить. Я выброшу это на улице, не в доме, чтобы никто никогда не нашел. Я знаю, Пьер бы тоже хотел, чтобы я так поступила. Ведь на самом деле он очень любил отца. Любил больше всего на свете. Я это почувствовала там, на крыше, когда на краю сияющей ночными огнями пропасти мы говорили друг другу самые сокровенные вещи.
Я надела пальто, вернула в комнату Франсуа злополучный ключ, и тут боль в животе скрутила меня почти пополам.
Очень, очень больно! Но нельзя оставлять эти обрывки в доме, я должна от них избавиться!
Я села на стул в коридоре и немного пришла в себя. Боль почти отступила. Я подхватила пакет с мусором, встала и вышла в подъезд...
***
В карете медицинской помощи было ужасно холодно. Мне что-то вкололи, отчего все время хотелось спать. Я почти засыпала и опять просыпалась. И мне все казалось, что рядом со мной кто-то сидит. И я даже знала кто.
-- Пьер, я успела... Он никогда этого не прочтет...
-- Спасибо, -- Пьер улыбается и держит мою руку. От его улыбки и теплоты рук мне и самой становится теплее. Он одет в темную водолазку и поверх нее в шерстяной пиджак. Прямо как там, на крыше. Я все смотрю на его родинки на щеке. И как я раньше их у него не заметила? Родинки почти, как у отца...
В этот момент я вдруг отчётливо поняла, что значит для Франсуа его смерть. Он был единственным кровным сыном, его частичкой, с такой же чудесной улыбкой и такими же родинками. И теперь эта часть умерла. Как живёт человек, у которого умерла его часть?
И тут я соображаю, что Пьера рядом не может быть. Поворачиваю голову и ловлю пальцами воздух вместо его руки.
Как пусто и холодно в машине!
Глава 14. Солгать, чтобы донести правду
Франсуа
В тот день все не ладилось. Спектакль прошел скомкано. Я списывал это на те несколько счастливых дней отпуска, которые провел в Ольте. Слишком расслабился. Пора браться за себя всерьез, иначе можно превратиться во второсортного актеришку.
Как только я закончил поклоны, ко мне подошёл администратор и сказал, что звонила моя соседка, мадам Брон. Звонила ещё днём, но перед спектаклем меня не хотели тревожить. Соседка сказала, что Марион увезли в больницу.
Нужно бы снять грим, но я бросил все и поехал в больницу прямо так.
Было поздно и уже никого не пускали. Но дежурная медсестра узнала меня и проводила до палаты. Сказала, что Марион сделали операцию, и, скорее всего, она сейчас спит.
Какую еще операцию?!
Хотелось поговорить с врачом. Потому что прежде, чем увижу ее, я должен знать, что случилось.
Молодой дежурный врач, узнав, что я дедушка ребенка, сообщил мне, что у Марион был выкидыш. Врач объяснил: из-за того, что Пьер употреблял наркотики, у малыша с большой вероятностью были нарушения, не совместимые с жизнью.
Я слушал его и не верил. Это слишком жестоко, забрать у меня сначала сына, а теперь и внука...
Не знаю, сколько я стоял в коридоре, собираясь с силами. Наконец я вошел в палату.
Она и правда спит. Я беру стул и сажусь рядом. И вдруг слышу:
-- Ты уже знаешь, что ребенка нет?
-- Знаю.
-- Теперь ты можешь ко мне не приходить. Теперь я для тебя никто...
Не помню как, но я слетаю со стула, падаю к ней на кровать и крепко обнимаю эту хрупкую фигурку под казённым одеялом. Зарываясь лицом в ее волосы, целую и повторяю:
-- Ты всегда, всегда останешься для меня матерью моего внука, всегда!
Ее худое плечико начинает дрожать, Марион разворачивается и обнимает меня. И вот уже она у меня на коленях, прижимается ко мне.
-- У тебя грим, - и девочка гладит мое лицо, размазывая по нему свои слезы.
-- Я очень спешил к тебе, -- оправдываюсь я, и мы так и продолжаем сидеть, обнявшись. И понимаем, что мы сейчас очень нужны друг другу.
Марион
Моя кровать в палате у окна. Когда меня привезли после операции, очнувшись, я сквозь наваливающуюся дрему видела девушку, мою соседку.