Он сел рядом, и скребущее внутри чувство одиночества тут же испарилось.
-- Как ты? -- окинул меня внимательным взглядом.
-- Все в норме.
-- Уже виделась с отцом?
-- Нет. А зачем?
Он молчал, и я улыбнулась. Наверняка Марк боится расстроить меня известием о Мари. Как это мило!
-- Да не переживай, Марк! Я уже знаю. Видела их сегодня на цветочном базаре в Ситэ. Можешь мне не верить, но я рада за них.
Марк, казалось, выдохнул с облегчением. Наивный. Если бы я и переживала, то наверняка бы не призналась.
-- Почему ты на улице, Марион? Холодно. Хочешь, угощу тебя кофе? Или тебя ждут? -- он кивнул в сторону светящегося окна.
-- Никто меня не ждёт. Там нет никого. И лучше я сама угощу тебя кофе. Пойдем ко мне? Посмотришь, как я живу.
Магазин на первом этаже был уже отмыт и вычищен, но пока пуст.
-- Завтра должны привезти стеллажи, а на следующей неделе пианино, -- пояснила я, запирая за нами двери.
Мы поднялись на второй этаж в квартиру и пошли на кухню. Она была крохотной, но я очень старалась воссоздать ощущение семейного тепла, как в моем родном Ольте.
При хорошем освещении я заметила, что Марк несколько изменился. Похудел, что ли? И вид у него был какой-то всклокоченный. Он избегал смотреть мне в глаза, а если и смотрел, то мельком и как-то насторожено. С ним явно что-то происходит.
-- Что с тобой, Марк? -- спросила я, ставя на огонь чайник и насыпая в кофейник кофе, -- Что-то с отцом? Или с Энн?
-- Нет, -- он поспешно замотал головой, -- у отца все нормально. Они ставят пьесу. Мари играет там главную роль. У Энн тоже все хорошо, у нее новые подруги.
Ясно. У Энн подруги. Франсуа занят в театре и дома. Марку теперь не о ком заботиться. И, судя по его виду, уж точно некому позаботиться о нем самом.
-- А как у тебя дела с той твоей девушкой?
-- С кем? -- он вроде и не понял, о чем я.
М-да... Похоже, нет никакой девушки. Господи, Марк...
-- Ты слышала, что Роден умер?
-- Как?! – от потрясения я слишком сильно надавила на пресс, и кофе в кофейнике помутнел.
-- Неужели не слышала? В новостях только об этом и говорят.
-- У меня нет телевизора. Как это случилось? Не торопись пить, пусть осядет.
-- Официально от сердечного приступа, но его жена арестована. У отца знакомый в полиции. Они подозревают, что Лена отравила мужа.
Марк, наконец, отпил из чашки и слегка закашлялся. А мне вдруг бросился в глаза его какой-то потрёпанный вид в этой несвежей клетчатой рубашке, на которой вдобавок не хватало пуговицы.
-- Бедные дети... -- только и смогла выговорить я, задумавшись, как быстро в этом мире все переворачивается с ног на голову. Только-только дети Родена были обеспечены и счастливы, и вот уже их отца нет, а мать под арестом.
Марк достал платок и вытер попавшие в рот частички кофе.
-- Что, очень плохо получилось?
-- Если честно...ужасно. Не обижайся, но ты же любишь правду.
Я невольно рассмеялась. Мне понравилось то, что он не стал притворяться. Кофе и правда получился ужасный.
Пришлось заваривать чай. Очень хотелось подарить Марку хоть немного дружеского тепла. Я достала припасенные сладости и открыла новую коробку моего любимого сахарного печенья.
Марк задумчиво грызет печенье, даже не замечая, какую вкусноту он ест. Вроде смущается, но тщательно скрывает это. От горячего чая его щеки начинают гореть.
-- Марк, что тебя беспокоит? Не хочешь поделиться? – решаюсь спросить у него наконец.
Он в нерешительности кусает губы.
-- Марион, можно тебя спросить? Извини, если вопрос покажется тебе бестактным... словом... ты влюблена в моего отца?
Это был прямой вопрос. И надо дать честный прямой ответ.
-- Да, Марк, не буду скрывать. Да и как его можно не любить? Он же как солнце. Он над всеми нами. Но есть один нюанс. Я люблю его платонической любовью.
Марк усмехнулся.
-- И как это вы, девушки, умудряетесь делить любовь на платоническую и ещё какую-то там? Если это и правда любовь, то в чем разница?
-- Разница есть. Понимаешь, мне не хочется его раздеть.
Лицо Марка вытянулось.
-- Хочешь сказать, что между вами...
-- Ничего не было. Мы даже не целовались.
Он покраснел и уткнулся в свою чашку.
-- Да вы извращенцы...
Ну вот, я раскрыла ему правду о нас с Франсуа. Но мне тоже не дает покоя один вопрос.
-- Марк, ты в меня влюблен?
Возможно, зря я это спросила. Он замер и досадливо сжал губы.
-- А ты как думаешь? – отвечает вопросом на вопрос, и я отчётливо вижу, что он хочет сейчас провалиться сквозь землю.
И правда, о чем я думала, задавая этот вопрос?
А если он ответит: "Да"? Хм... А если... "Нет"?! Почему-то перспектива любого из двух ответов испугала меня.