Это было серое зимнее утро, промозглое и без снега. Я ездила записываться на студию. Тома избегал смотреть мне в глаза, Люка надо мной безжалостно подтрунивал, и только Коди обнял при встрече и пригласил в клуб "Бешеный автобус", где он теперь поет свои песни с новой группой по вечерам.
Когда он обнял меня, то слезы едва не навернулись на глаза. Неужели все мы теперь разбредемся кто-куда, и нашей дружбе конец? Но я сдержалась, никому не показала своей слабости. Благодаря Коди запись прошла нормально, я собралась с духом и более-менее прилично спела.
Все померкло в обед, когда, включив новости, я услышала, что сегодня в девять тридцать утра сын известного актера Франсуа Гальена выбросился из окна своей квартиры на седьмом этаже в десятом округе Парижа на глазах у друзей и супруги. А двумя часами позже скончался, не приходя в сознание, в госпитале Сен-Луи.
Я почему-то стала лихорадочно вспоминать, что делала в девять тридцать утра. Бесцельно бродила по комнате и никак не могла сосредоточиться и вспомнить. А потом я подумала о Франсуа. Ужасно должно быть находиться в центре внимания, когда у тебя такое горе. Бросилась к телефону, чтобы позвонить, но в последний момент положила трубку. У него телефон, наверное, разрывается. Не хочу быть в числе многих звонящих.
Я вот, например, не люблю делиться своим горем, всегда пытаюсь забиться в раковину и оборвать связи с миром. А он должен находиться на публике. Выслушивать соболезнования, жать руки... Он сегодня, наверное, отменит вечерний спектакль. Или его просто заменят? Люди ходят именно на него, как его заменишь?
Что он будет сегодня делать? Там, в больнице, рядом с ним скорее всего Марк, его старший сын. Из колледжа наверняка отпустят на похороны его дочь Энн...
Я легла и долго лежала в тишине, пытаясь свыкнуться с новой реальностью и разделить с Франсуа его горе. Отсюда. Из тишины своего дома.
***
Месяц спустя. Перед вечерним спектаклем
Франсуа
Прошел месяц с тех пор, как Пьера не стало. Я уже почти взял себя в руки. Только от бессонницы никак не могу избавиться. И от разрушающего чувства вины. Я пытался помочь, видит бог, пытался. И все же не уберег своего мальчика.
Мой старший сын Марк приходит ко мне почти каждый день, чтобы поддержать меня. Конечно, он не говорит об этом прямо. Но я уверен, сын приходит именно для этого, ведь раньше он не бывал у меня так часто.
И я ему безмерно благодарен. Всё-таки Марион была права, очень важно, чтобы кто-то был рядом, когда тебе трудно.
У меня много работы в театре и на радио. Я в обойме. И, на самом деле, я рад. Это помогает отвлечься. Выходя на сцену, я словно влезаю в чужую шкуру. Изображаю чужие чувства, проживаю чужие жизни. Мне так легче. Забываешь о горе. Хоть на пару часов, но эта передышка мне необходима.
Марк удивился, увидев, что я убрал со стен все фотографии Пьера. Марк давно живет отдельно и бывает у меня от случая к случаю. В последний раз он был в нашем доме пару дней назад. Не обнаружив ни одной фотографии брата, он подумал, что я сержусь на Пьера за его поступок. Сын не понял, что мне просто так легче. Я бы сошел с ума, глядя на эти портреты. Остался один малюсенький портрет на столе в библиотеке. Его никто, кроме меня, не видит. Там Пьер только мой.
Помню, Марк, не обнаружив фотографий, сказал:
-- Папа, как ты можешь? Так от Пьера ничего не останется!
Я ему возразил:
-- Как ничего? А вот здесь?! -- и положил руку на сердце. Мой мальчик так крепко обнял меня, и мы вдвоем с ним чуть не расплакались. Но я не позволяю себе такой слабости. Стоит дать хоть в чем-то слабину, и не заметишь, как совсем расклеишься.
В тот день у меня был вечерний спектакль. Я готовился в гримёрке. В дверь постучали. Так обычно стучал Марк. И я крикнул ему привычно:
-- Заходи!
Но это был не Марк. Пришла Марион.
Я растерялся. Зачем она пришла? Запоздало выразить соболезнования? Весь месяц мне только и делают, что соболезнуют. Это невыносимо, но я стараюсь держаться.
-- Здравствуйте, -- начала она, и я понял, что она волнуется.
-- Здравствуйте, Марион, -- ответил я доброжелательно. Пусть успокоится и не считает меня таким уж чудовищем. Наш с ней прежний разговор не заладился, поэтому хотелось все исправить.
-- Хорошо, что зашли, Марион, садитесь.
Но девушка не тронулась с места. Она немного себе на уме. Оно и понятно, на девчонку вдруг свалилась популярность. Не говорю, что незаслуженно, она очень талантлива. Но по себе знаю, что вначале бывает сложно, пока не научишься абстрагироваться.
Я улыбаюсь, а она смотрит так странно. Ещё в прошлый раз поразился ее умению влезть своим взглядом прямо в душу.