То град сечет, то ветер по ночам...
...Над нами воронья глумится стая,
Плоть мертвую на части раздирая... 1
Пляска смерти
Будь Макабр поэт или персонаж театра, художник или мифическое лицо это дела не меняет: пляска Макабра 2 - пляска на кладбище. В большинстве своем иллюстрацией к ней являются росписи на стене часовни: это пляска мертвых, такая, какую танцевали живые, чтобы выразить свою веру, свой страх и свою надежду. Папа и король, писец и офицер, торговец и крестьянин - все они в одеждах живых, с соответствующими социальными атрибутами - вовлечены в бесконечное рондо, где сама Смерть держит их за руки.
1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 152,151. Перевод Ф. Мендельсона.
2 По-французски "пляска смерти" звучит как "ла данс макабр" (La danse macabre).
У каждого своя смерть, и, конечно, самое ужасное - неуверенность, остающаяся у зрителей, - кто же тащит за собой живого: мертвый ли это, а может, то бестелесная смерть, смерть, которая для всех одна и та же и которая тащит каждого к его собственной кончине?
То, что именно так был поставлен этот танец-спектакль, в котором действуют тщеславие недолговечных иерархий и эфемерность человеческой уверенности в себе, не должно удивлять нас, как не должно удивлять нас и то, что танец этот исполняют на кладбище.
Танец - заклинание, кладбище - место встречи, и танец на кладбище вписывается с самого начала средних веков в ритуалы, более сатанинские, нежели литургические; христианство не смогло отказаться от этого ритуала в духовном наследии античности.
Впрочем, смех - это не улыбка. Над смертью смеются, не профанируя ее, но никто не стал бы взирать на нее с улыбкой. "Я смеюсь, плача" - наивнейшее противоречие Вийона, и оно не лишено смысла. Смеяться над смертью столь же непристойно, как и смеяться над уродством карлика. Назвать злым общество, рассматривающее себя в выбранном им самим зеркале, - значит ничего не понять в смехе средневековья. Безумец, глупец и жонглер - три ипостаси зеркала, которые мир терпит и которые участвуют в проповеди морали. Что Смерть натягивает на себя платье жонглера и пляшет фарандолу - это не насмешка над Святостью, а насмешка над устройством Мира. Танец - это обряд, и смеяться над ним - значит понимать его.
Обряд стал темой. Ею завладели поэт и артист. "Пляска смерти" на стене часовни кладбища Невинноубиенных младенцев - с 1425 года; Гийо Маршан опубликует ее текст с великолепными гравюрами в 1485 году. Во Франции Франсуа Вийона "Пляска смерти" так же известна, как и "Последний Судный день" во Франции времен святого Бернара. В праздники ее исполняют на площадях. Каждый вводит в нее свой персонаж, соответствующий его фантазии или его положению в обществе. Главенствует там монах. Доминиканец и францисканец выступают на равных. Всех радует, когда среди действующих лиц оказываются сержант, сборщик налогов и ростовщик.
Есть там и женщины, которым отдают дань учтивости в последний раз. Неизвестно, был ли утонченный Марциал Овернский автором, создавшим "Приговор Любви", но существует и "Пляска смерти женщин", и это произведение как нельзя лучше говорит о глубоком смысле действа, отнюдь не кощунственного. Насмешка здесь - это суждение о человеческих ценностях, а гротеск - всего лишь барочное выражение чувственности, на которую Аристотель не оказывает более сдерживающего влияния. Герцогиня плачет оттого, что умирает в тридцать лет, а маленькая девочка откладывает в сторону куклу, веря, что у праздника будет продолжение.
Строфы Вийона вписываются в традицию "Пляски смерти", и не только потому, что смерть повсюду вмешивается в жизнь. Смерть с косой ведет танец, и если Неизбежным было начало, то Неумолимым становится конец. Принижение веры, пожалуй, но также и возвышение человеческих ценностей. Судьба людей измеряется эталоном жизни, а не вечности. Равенство перед смертью заменяется равенством перед Судом Бога.
На тимпанах XIII века изображен кортеж испуганных осужденных, но также и процессия избранников, ведомых к свету, в Авраамово царство. И тут поэта постигает разочарование, и в стихах появляются епископ и папа, школяр и торговец. "Пляска смерти" не знает деления на доброе семя и плевелы: ничто не отличает избранных и обреченных. Вийон может вновь повести свой кортеж, где царствует насмешливая иерархия танца.
Первым идет папа - "как самый достойный сеньор", говорит Гийо Маршан. Потом очередь императора, вынужденного оставить знак императорской власти в форме золотого шара: "Оставить надо золотой, круглый плод!" Затем следует кардинал, за ним - король.
И в заключение своего тщетного поиска людей, снискавших славу, Вийон задает вопрос: "Но где наш славный Шарлемань?"; в своей "Балладе на старофранцузском" он пытается соединить архаические выражения и устаревшие формы, чтобы отдать все на волю ветра, уносящего кортеж, более всего похожий на сатанинскую фарандолу. Черт (le "mauffe") тащит за ворот апостола - папу, императора и короля Франции, его - прежде других: "Ведь он во всем первый". Слуги папы, раздувшиеся, словно индюки, гонимы ветром, как и их хозяин, кардинал пляски. Папа титулуется не как обычно, а "слугою из слуг Бога", что старофранцузский не боялся часто переводить этим удивительным сочетанием: "служитель из служителей монсеньора Бога". Император же у Вийона погибает, сжимая в кулаке позлащенный шар - символ высшей власти. И далее говорится, как суетно и тщетно дело короля, строящего церкви и монастыри. Мощь и благочестие - ни к чему: их уносит ветер.
А где апостолы святые
С распятьями из янтарей?
Тиары не спасли златые:
За ворот шитых стихарей
Унес их черт, как всех людей,
Как мытари, гниют в гробах,
По горло сыты жизнью сей,
Развеют ветры смертный прах!
Где днесь величье Византии,
Где мантии ее царей?
Где все властители былые,
Строители монастырей,
Славнейшие из королей,
О ком поют во всех церквах?
Их нет, и не сыскать костей,
Развеют ветры смертный прах! 1
"Пляска смерти" Вийона - это все его "Завещание". Ее персонажи - люди из жизни Вийона, друзья и недруги под флером иронии.
Я знаю: бедных и богатых,
И дураков и мудрецов,
Красавцев, карликов горбатых,
Сеньоров щедрых и скупцов,
Шутов, попов, еретиков,
Дам знатных, служек из собора,
Гуляк и шлюх из кабаков,
Всех смерть хватает без разбора! 2
1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 51. Перевод Ф. Мендельсона.
2 Там же. С. 46.
Равенство перед Судом - это компенсация праведников. Равенство перед смертью - реванш бедняков. Вийона утешает, что не только он умрет, но и другие тоже, в том числе и богачи. На этот раз он был уверен, что у него одна судьба с сильными мира сего.
Всех смерть хватает без разбора.
Это месть голодных животов. Она вырастет у Вийона в литанию, где он скажет, что слава тех или иных деяний развеется, как дым; это две баллады: "Баллада о дамах былых времен" и "Баллада о сеньорах былых времен". Смерть уничтожает заблуждения, питающие одну великую иллюзию.
Увы, без толку я речист:
Все исчезает, словно сон!
Мы все живем, дрожа как лист,
Но кто от смерти был спасен?
Никто! Взываю, удручен: