Блаженство.
Я стону и пульсирую вокруг него, ощущаю, что он увеличивается внутри меня. Ник прижимает меня сильнее, долго стонет, и я чувствую, что он извергается в меня, и наша общая влага стекает по моим ногам. Его оргазм сотрясает меня. Я прислоняюсь к нему, когда волны моего удовольствия стихают.
Ник поднимает меня за талию, ложится на бок и притягивает меня спиной к себе. Мы всё еще соединены, он сладко целует мою шею, прежде чем утомление настигает меня.
Пора спать.
Ник будил меня дважды за ночь, чтобы неспешно заняться любовью.
Первый раз я была сверху. Во второй раз он был сверху, и я поняла, что это первый раз, когда мы сделали это в миссионерской позе.
И это было.... ммм... ммм... хорошо.
Так мы могли целоваться и быть крепко прижаты друг к другу.
Это Было Превосходно.
Мы вместе уже неделю. И она была замечательной.
Я понятия не имею, почему думала, что спать вместе — плохая идея.
Итак, мне было страшно стать одной из многих женщин Ника, но он ясно дал мне понять, что я единственная.
Ура!
Я люблю его. Я могу легко себе в этом признаться, но еще не готова сказать ему. Поэтому вполне довольна тем, как все происходит.
Он ненасытен, и это хорошо, потому что мне нравится секс с Ником.
Нет, я люблю секс с Ником.
Я проснулась утром и повернулась, чтобы посмотреть на моего красавца. И еле сдержала смех.
Ник спал на животе с рукой под подушкой. Его лицо было так плотно вжато в подушку, что его губы поджались и сморщились, из-за чего его лицо выглядело сплющенным.
Такой милый.
Я сделала единственное, что могла.
Схватила его лицо и оставила влажные поцелуи на щеках, веках и лбу, взлохматив его волосы.
Он застонал, но улыбнулся.
Я шлепнула его по попке, вылезла из постели и сказала ему, что собираюсь принять душ. Как и ожидалось, в течение нескольких минут он присоединился ко мне. Так что «Working 9 to 5» было исполнено дуэтом. Пока мы играли в душе.
Было жарко.
Ник может по полной использовать свой рот. И я показал ему, что я могу использовать свой тоже.
Это подводит нас к настоящему моменту.
Я на кухне Ника делаю хрустящий бекон и французские тосты на завтрак, делаю много, потому что не знаю, когда Сиси и Макс придут домой.
Ник пошел бриться и одеваться. Оказывается, я отвлекла его в душе, и он забыл, что должен был там сделать.
Улыбаясь про себя, я включаю духовку, чтобы сохранить наш завтрак теплым. Смотрю на то, что приготовила и съеживаюсь — этого достаточно, чтобы накормить армию.
Руки обнимают мою талию и поднимают меня. Я взвизгиваю.
Оборачиваюсь к хохочущему Нику и ударяю его в плечо:
— Черт возьми, Ник. И так каждый раз! Ты подкрадываешься как кошка. Мне нужно повесить колокольчик на тебя.
Он одет только в спортивные штаны, так что видны все его татуировки.
Ммм. Он великолепен.
С пляшущими чертятами в глазах, он целует мой нахмуренный лоб и говорит:
— Извини, детка. Тебя слишком легко напугать.
Я вздыхаю и спрашиваю:
— Ты знаешь, когда Макс и Сиси вернутся домой?
Он смотрит на часы на духовке, которые показывают 9:37 утра, и отвечает:
— Скоро. Оставь завтрак подогретым, мы будем есть вместе. Даже если они уже поели, они захотят то, что приготовила ты.
Он сжимает мою талию, и я улыбаюсь ему.
Мой мужчина сладкий как сахар. Мне повезло.
Он тянет меня к ближайшему дивану. Мы падаем на него и переплетаем наши конечности. Я хватаю пульт и включаю телевизор. Мы смотрим его некоторое время и болтаем.
Я спрашиваю:
— Это кажется странным для тебя?
Он наклоняет голову и говорит:
— Нет, как раз наоборот. Это кажется правильным.
Я шепчу:
— Да. Я знаю. Разве это не странно?
Он широко улыбается и отвечает:
— Я хотел тебя с тех пор как встретил, детка. С первого раза, когда я увидел твою задницу в этой сексуальной юбке. — Я хмурюсь, а он смеется. — Самое лучшее, что случилось с нами — было то, что ты настаивала, чтобы мы были друзьями. Теперь я действительно знаю тебя. Ты никогда не вела себя, как женщина, пытающаяся произвести впечатление на мужчину. Ты была моим другом. — Он слегка щелкает меня по носу. — Моим действительно хорошим другом. И теперь, когда мы перешли на новый уровень отношений, это ощущается как добавление в нашу дружбу дополнительных привилегий. Таким образом, нет, это не странно. Это удивительно.
Вот Это Да. Вы видите? Какой он милый.
Я улыбаюсь, наклоняюсь вперед и быстро целую его в губы. Я говорю спокойно:
— Ты слишком хорош для меня, Ники. Я никогда не пойму, что сделала, чтобы заслужить тебя, но я буду благодарить Бога за это каждый день.
Он обнимает меня еще крепче и говорит:
— Расскажи мне о своей семье.
Я напрягаюсь, затем быстро стараюсь расслабиться и ответить, как можно более расплывчато:
— Мама умерла пару лет назад. Братьев и сестер нет. У меня есть тети, дяди, двоюродные братья и сестры в Кали и еще больше в Хорватии. Папа до сих пор живет в Кали. Он очень близок со своей сестрой и ее мужем.
Он гладит мои волосы и спрашивает с любопытством:
— Это, должно быть, было трудно оставить его. Почему ты переехала в Нью-Йорк?
Я заставляю себя смеяться и говорю:
— Просто Кали больше не было местом для меня. Трудно было оставить отца и Нат. Папа любит Кали. Там его друзья и семья. Он активно участвует в жизни хорватской общины. Его жизнь там. — Я слегка пожимаю плечами.
Это правда. Папа или Тата (прим. ред. Tata по-хорватски — папа), вовлечен в деятельность хорватской общины в Кали. Мой отец прожил в Америке приблизительно тридцать лет и до сих пор говорит с сильным акцентом. Это потому, что он дружит с хорватами, работает с хорватами и говорит больше по-хорватски, чем по-английски.
Ник выглядит задумчивым. Он понимает, что я избегаю прямого ответа на вопрос. Ник не тупой.
Прежде чем он успевает задать мне еще вопросы, я играю с пальцами на его руке и спрашиваю:
— Что случилось с твоим папой, Ник?
Он вздыхает и откидывается на спинку дивана. Ник улыбается, когда объясняет:
— Папа был удивительным. Лучший папа в мире. Он приехал из России, встретил мою маму и влюбился в нее, иммигрантку из Мексики, и никогда не покидал ее. Его звали Илья. — Он немного смягчает голос, крепко обнимая меня. — Папа был хорошим человеком. Действительно хорошим, детка. Он видел все маленькие несправедливости мира и делал все, что мог, чтобы исправить их. Вот как Дух стал жить с нами. Папа заступился за него. — Он тяжело вздыхает и проводит рукой по лицу, как будто собирается сказать что-то важное, и говорит: — Мой отец был вице-президентом Российской банды «Хаос». Он состоял в организованной преступности, детка.
Мой рот открывается, и я шепчу:
— Не может быть.
Он мрачно кивает.
— Да. Папа умер от сердечного приступа. Просто упал замертво. Я был завербован в «Хаос» вскоре после этого. Я сделал это, чтобы заработать денег для мамы. Макс и Дух не позволили бы мне присоединиться одному, и пока мне не исполнилось двадцать лет, мы были вышибалами в банде.
Ничего себе!
Это безумие. Я теряю дар речи. Ник продолжает:
— Эта татуировка. — Он указывает на татуировку на предплечье — «XAOC». — Это слово «хаос» на русском языке. У Макса, Духа и меня есть такие. Парни, которых мы встретили вчера вечером, Алексей и Лев, также члены братства «Хаос».
Я мешкаю и спрашиваю тихо:
— Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь?
Он улыбается, качает головой и объясняет:
— Мы использовали силу, чтобы вернуть наши деньги, если это необходимо. И да, я стрелял в людей, но никогда не убивал. Я ломал кости, детка. Я стрелял в людей и делал это дерьмо, не моргнув глазом. — Он стыдливо опускает глаза. — Вот кто твой мужчина. Уличный бандит.