— Ты здесь, чтобы защитить Холли? — уточнила она. — Потому что для меня он, очевидно, пустое место? Ведь инквизиторы — зло во плоти?
— Да, что-то в этом роде, — подтвердил он, не считав иронии.
— И как это будет? Что именно ты собираешься сделать?
Мурлыкающее пение Холли теперь доносилось ее едва-едва, он ушел далековато, и Тэссе не мешало бы последовать за ним, но вместо этого она тратила время на какие-то глупости.
— Просто… присмотрю за тобой, — без особой твердости ответил циркач, чей план, очевидно, состоял из одного глупого порыва и старой травмы.
— Знаешь, почему я взяла с собой Холли? — спросила Тэсса. — Потому что он слишком зациклен на себе, слишком самовлюблен, слишком самоуверен, чтобы позволить хоть кому-то сломить его волю. Он яркий, как самоцвет, и такой же непрошибаемый. Но что насчет тебя, Дермот? Ты устоишь под натиском чужого влияния?
— Ну я же не какая-то там мямля…
Тэсса покачала головой, в очередной раз поражаясь тому, как у некоторых мозги шиворот-навыворот устроены. А потом заметила совсем крохотные золотистые искорки, которые замерцали в крохотных точках-зрачках Дермота.
Ах вот вы как, брэги. Не прельстились, значит, нарядным бантиком Холли, а предпочли куда более сильные эмоции Дермота.
Сложив руки на груди, она ждала, что будет дальше.
— Ты думаешь, что тебе все позволено, — снова заговорил циркач. — Что ты можешь жить, припеваючи, на берегу моря и играя со своими любовниками. Но ведь в этом мире существует правосудие.
— Брэги никогда не придумывают ничего нового, у них на такое не хватает интеллекта, — пояснила Тэсса, которая много о таком слышала, но никогда лично не наблюдала. — Они просто берут то, что уже есть внутри человека, и раздувают это, как пожар.
— О чем ты говоришь?
— О твоих желаниях. Однажды ты пострадал из-за меня и теперь жаждешь мести, да?
— Больше. Я хочу быть тобой.
— Преступницей, у которой нет совести?
— Силой.
Порыв ветра швырнул волосы Тэссы ей на глаза, она отмахнулась. Пение Холли стало ближе, ему надоело шастать в темноте в одиночку, и он возвращался.
С Дэрмотом что-то случилось, он съеживался, становился ниже ростом, худее, шевелюра отрастала, и вот — она уставилась на собственное невыразительное лицо, острый подбородок, серые глаза, весенние веснушки на скулах.
— Вот черт, — мрачно выдохнула Тэсса.
Треск веток под ногами усилился, и Холли вынырнул из кустов.
— Мать моя женщина, — воскликнул он. — Две Тэссы Тарлтон. Ты как знаешь, дорогая, но я предпочел бы треугольник квадрату.
Глава 12
— Подожди, — Одри мягко откатилась от Джеймса, натянула на плечи кофту и села, свесив голову, на самом краю узкой тахты.
Аккумуляторный светильник давал немного света, но видно было, какой Одри оставила после себя бардак в сарае доктора Картера, где когда-то пряталась от всех на свете. С тех пор, как она переехала к Бренде, здесь никто так и не удосужился прибраться.
На коробках с каким-то хламом валялись старые журналы, забытая толстовка, тетради. Густая паутина затянула все углы, а на дощатом полу скопились солидные лохмотья пыли.
Отсюда она писала письма Джеймсу, в которых врала без зазрения совести. Здесь она когда-то мечтала, что однажды ее кто-то полюбит. Никому не нужная одинокая и напуганная девочка — какой она сейчас казалась трогательной и далекой.
— Ладно, — сказал Джеймс, не двигаясь. Он тяжело дышал, но говорил медленно и спокойно. — Ладно. Я просто решил… зря, наверное. Неважно.
Одри закусила губу, чтобы не расплакаться. Потом подумала — Бренда обрадуется дождю, что ей, жалко, что ли. И несколько крупных слезинок с готовностью упали вниз. По низкой крыше тут же негромко ударили первые капли.
— Ты чего? — тут же испугался Джеймс. — Ну прости… хотя я же ничего такого вроде… Или того?
— Да при чем тут ты вообще, — всхлипнула она. — Можно подумать, все вокруг тебя только и крутится.
Он замолчал, боясь неосторожным словом вызвать новый приступ слез. Одри стало стыдно, жалко Джеймса, который и так был сиротой, а потом еще и умер, а теперь вот возится с ней, никчемыкой. Она подвинулась к нему чуть ближе и спросила шепотом:
— А ты помнишь тот день, когда мы впервые поцеловались?
— Конечно, — торопливо заверил он.
— И что с небом творилось, помнишь?
— Красивое было.
— А теперь представь, что будет с Нью-Ньюлином, если мы все-таки переспим. Светопреставление!