Бренда вцепилась в корзину со своей стороны.
— Я кормил твоими яблоками наших альпак, — закричал он, — выручку от проданной шерсти мы делим пополам, с чего ты так взбеленилась?
— С того, — закричала Бренда, — что ты мог бы попросить, а не воровать, как бездомный пес!
— Но это же скучно, — обиделся Джон.
— Ах тебе скучно! Что же, теперь начнется настоящее веселье! Каково будет жить, зная, что я охочусь за твоими кошками?
— Ты не посмеешь!
— Я не посмею???
Тут ставни на окне второго этажа с грохотом распахнулись, в воздухе просвистел таз с водой, который использовался как поилка для кошек, и опрокинулся прямо над их головами. Приняв неожиданный душ, Бренда ахнула и выпустила корзину. Воспользовавшись ее замешательством, Джон торопливо освободил трех кошек, резво брызнувших в разные стороны.
— Артур, — из открытого окна раздался укоризненный голос Джеймса, — что я тебе говорил о том, что нельзя баловаться с живыми людьми?
— Да это же не дом, — процедила Бренда, отряхиваясь, — а какой-то разбойничий приют. Будьте уверены — я этого так не оставлю.
— Теперь ты собираешься мстить маленькому ребенку? — не поверил Джон. — И все из-за каких-то паршивых яблок?
— Паршивых? — оскорбилась она. — Да ведь это Принц Уэльский, выведенный еще в XIX веке!
— Никогда не причислял себя к монархистам…
— Эй, вы, — громко позвал Джеймс, свесившись из окна, — я бы на вашем месте утихомирился, потому что Артур всерьез поглядывает на швабру. Мне кажется, ему не по душе семейные ссоры.
— Да кто тут семья, — вспыхнула алым Бренда и ушла, волоча за собой корзину, с самым независимым видом.
— Послушай, Джеймс, — почесал в затылке Джон, — может, мне и правда жениться на этой дикой женщине? Тебе не кажется, что забор между нашими участками портит весь ландшафт?
— Держи карман шире, — донеслось из зарослей шиповника.
— Точно женюсь, — кивнул сам себе Джон и побрел к дому.
Джеймс растерянно закрыл окно. Это типа Одри ему станет сестрой, что ли?
***
— Это же просто камни, — сказал Холли.
— Ну да, — согласилась Тэсса, доставая из багажника тяжелый мешок соли. — Как Стоунхендж, только меньше.
Он прошелся по полю изумрудно-зеленой молодой травы, разглядывая кольцо из девятнадцати гранитных глыб, выстроившихся в почти ровный круг.
— Легенда гласит, — уведомила Тэсса, легко закидывая мешок себе на плечо, — что давным-давно здесь плясала свадьба. И когда ночь перешла в субботу, девятнадцать подруг невесты продолжили танцевать под дикую музыку. За нечестивость в шаббат они были превращены в камни, также как и слепой скрипач, и волынщик, стоящие чуть в стороне.
— Хм, — задумался Холли, прикасаясь к холодной глыбе, — а почему тогда призрачная девица была вся в крови?
— Потому что девушек, вероятнее всего, убили, — пожала плечами Тэсса. — Люди часто винят жертв, это в нашей природе — оправдывать свои зверства. Уж мне-то поверь.
— И теперь они столетиями ждут своего часа? Что станут делать, когда вырвутся на свободу?
— А что бы ты делал, если бы тебя ни за что ни про что на веки веки вечные заточили в камень?
— Ничего хорошего, полагаю, — вздохнул Холли и оглянулся на Тэссу. Она посыпала солью одну из глыб, а также землю вокруг нее. — Надо было взять дубину Фрэнки, — пожалел Холли, — он бы тебе помог с этим делом.
— Выдать тебе детский совок и ведерко? — хмыкнула она и направилась к багажнику за новым мешком.
Холли никак не отреагировал на это непривлекательное предложение, он закрыл глаза, все еще прикасаясь к камню. Хотелось поймать настроение этого круга веселых дев, но под веками вдруг вспыхнуло алым. Он услышал женские, наполненные ужасом, крики, ощутил терпкий запах крови, невыносимая боль затопила все его существо. С воплем отпрыгнув в сторону, он плюхнулся на траву, отчаянно моргая.
— Побочная сторона гениальности, — меланхолично констатировала Тэсса, — ты видишь этот мир ярче, чем остальные.
— В данном случае я бы обошелся, — задыхаясь, признался Холли.
— Это идет в комплекте.
Он промолчал, прижимаясь спиной к теплой земле и глядя на безоблачное небо. Фантомные отголоски боли все еще заставляли его дрожать. Никогда прежде Холли не задумывался, какие мучения порой испытывают люди. За что? Почему? Бессмысленность и несправедливость казались особенно жестокими на фоне пасторальных пейзажей.
Облака исчезли за худенькой фигуркой Тэссы.
— Только не говори мне, что ты собрался страдать из-за легенды, которой больше тысячи лет, — сказала она озабоченно.