— Он настоящий балбес, — на всякий случай предупредила она. — Не вздумай связать с ним свою жизнь.
— Зато какой красивый, — рассеянно вздохнула Дебора.
Тут бы и возразить, что в мужчине красота — не главное, но Камила была не в том положении, чтобы читать лекции о правильном выборе. Сама она, чтобы заполучить Эрла, пошла на полную дичь, позволив пиявкам пить свою кровь. Поэтому она только сочувственно потрепала Дебору по плечу и направилась дальше.
Вместе с медсестрой Хорредж они пересекли узкую улочку и вошли в «Кудрявую овечку». Мэри Лу увлеченно что-то чиркала в блокноте, а циркач с крылышками протирал столы. Фанни пила зеленый чай, закусывая бисквитом.
— Низкокалорийный, — сообщила она. — Я решила сесть на диету.
— Этого только не хватало, — насторожилась Камила. — Нет уж, дорогуша, ты у нас должна быть сытой и счастливой, а то мало ли, какой вопливой ты можешь стать на голодный желудок.
— Ах, как вы заботливы, — восхитилась медсестра Хорредж.
— Очень, — саркастически согласилась Камила.
— А школьное меню, — спросила Мэри Лу, — может включать в себя персиковые меренги?
— Это зависит от того, кто оплачивает счета за продукты.
— Понятия не имею. Знаю только, что Тэсса впихнула в совет попечителей Холли Лонгли.
— Тогда уж и трюфели включи в меню… Эй, Дермот, ты не мог бы оказать мне небольшую услугу?
— Я? — растерялся он.
— Например, снять рубашку?
— Здесь? Сейчас? — на лице Дермота отразилась настоящая паника. Он суетливо оглянулся на Мэри Лу и густо покраснел.
— Не, так-то нам тоже посмотреть интересно, — воскликнула Фанни, — но все-таки: тебе зачем?
— Медсестра Хорредж считает, что мой муж просто капризничает, избегая моих прикосновений.
Девочки переглянулись.
— Придется снимать, — сердобольно сказала Фанни. — Сам видишь, человек не понимает, куда попал.
— Вы еще попросите меня штаны снять, — огрызнулся Дермот. — Это, между прочим, личное.
— И правда, Камила, что за представление? — ошарашенно спросила медсестра Хорредж. — Нельзя же просто взять и раздеть этого милого юношу.
— Быстро! — рявкнула Камила.
— Да и черт с вами, — сердито и расстроенно выпалил Дермот и одним рывком стянул с себя рубашку.
Крошечные крылышки тут же отлипли от его лопаток и с шелестом расправились. Кожистые, темно-серые, они были в некотором роде даже изящными — ну, если вы цените изящество летучих мышей.
— Видите? — торжествующе обратилась Камила к акушерке, — здесь все именно так, как кажется. Если вам говорят — нельзя прикасаться, значит нельзя. И Фанни расстраивать тоже не надо, иначе у нас всех головы полопаются. А эта кудрявая девица за стойкой дышит под водой как селедка.
— Ты тоже, — пискнула Мэри Лу.
— И я теперь тоже, потому что изменила собственную ДНК ради любви…
— А вы пробовали лазер? — медсестра Хорредж, хоть и побледнела, однако быстро взяла себя в руки, и Камила засчитала это в плюс. Вот уж беда, если роды у тебя будет принимать нервный и впечатлительный специалист.
Вместо ответа Дермот горько засмеялся, а Мэри Лу встала, подошла к нему и аккуратно накинула рубашку на плечи.
— Прямо под вентилятором же стоишь, — озабоченно сказала она, — дует поди.
— Пойдешь со мной на новое свидание? — растроганно спросил Дермот.
Мэри Лу широко улыбнулась.
— Обязательно.
— Я только одного не поняла, — повернулась медсестра Хорредж к Камиле, — при чем тут капризы вашего мужа.
Да чтоб ее!
— Послушайте меня, — продолжала увещевать ее медсестра, — просто поговорите с ним. Ну я не знаю, успокойте как-то.
— Ладно, — нехотя процедила Камила, поняв, что никак ей не избавиться от этой навязчивой заботы.
***
Холли резал груши, чтобы добавить их в рисовый пудинг, и прислушивался к спору за своей спиной.
— Я не могу строить дом Бренде и Джону, потому что уже пообещал построить его Эллиоту!
— А мне что делать? Старики же с меня не слезут.
— Ну договаривайся с Моргавром, пусть пропускает бригаду строителей.
— Проще договориться с тобой. Может, Эллиот подождет?
— Нет.
Улыбаясь от уха до уха, Холли взялся за клубнику. Фрэнк спорит, Фрэнк говорит «нет» — с ума сойти! Еще год назад нельзя было представить, чтобы он вот так запросто хоть в чем-то отказал Тэссе. Его потребность быть принятым перечеркивала всякий здравый смысл. А теперь посмотрите-ка — дубина отстаивает свою точку зрения, как любой нормальный человек. Человек, уверенный, что его за это не разлюбят ни завтра, ни послезавтра.