Фридрих при всей своей деспотичности был тем не менее страстным приверженцем принципа равенства перед законом. Он основал смешанные военные и гражданские суды для разбора беспорядков, в которых участвовали войска в городах, где имелись воинские гарнизоны. Фридрих с гордостью называл себя l’avocat du pauvre и le roi des gueux — защитником бедняков и королем попрошаек. Он гневался, когда человеку отказывали и его справедливых правах; то же происходило, когда виновный избегал наказания. Фридрих по природе был гуманным человеком — в самом начале правления запретил использование в судебной практике пыток. Он вместе с «великим канцлером», Самуилом Коччеги, работал над юриспруденцией. Коччеги, писал Фридрих, — человек, чьи «добродетели и честность достойны золотого века Римской республики», и, хотя суверен являлся единственным законодателем в прусском государстве, он тщательно консультировался, прежде чем ввести новый закон. Его интересовали не реформирование или трактовка законов, а их беспристрастное исполнение. Король считал, что законники повсюду обладают слишком большой властью и получают слишком большие деньги. Позднее он высказал мнение, что дворянство во Франции будет повержено в прах и уступит свое место алчным законникам.
Фридрих писал, что, когда он взошел на прусский престол, богач мог купить правосудие или по меньшей мере услуги велеречивого адвоката, способного выиграть дело в его пользу. Он ввел новый судебный кодекс, названный его именем, и изменил саму процедуру. С тех пор адвокаты не могли задействовать ораторское искусство. Красноречию, но мнению Фридриха, в правосудии нет места. Адвокаты имеют право формулировать причины и аргументы, подтверждать или опровергать заявления на основе доказательств перед судебными заседателями. Король как должностное лицо не может влиять на отправление правосудия — он ответствен за формирование мудрой законодательной базы, хотя и должен обеспечить, чтобы отбор судей происходил с непогрешимой честностью. Смертный приговор утверждался лично королем; и в сравнении с другими европейскими правителями Фридрих давал согласие на приведение в исполнение таких приговоров в отношении значительно меньшего числа подданных — не более десятка в год. За двадцать лет его правления смертные приговоры утверждались исключительно в случаях, когда убийство совершалось солдатами.
Реформы Фридриха сделали все суды королевскими. Судебные издержки оплачивались в общую казну, а служащие судов получали фиксированное жалованье. С задержками с исполнением правосудия — затягиванием судебных процессов — было покопчено. Продвижение по службе зависело от способностей — требовалась академическая квалификация, — а не от протекции. Были расширены полномочия Департамента правосудия — вышестоящие суды в каждой провинции являлись последней инстанцией в назначении пасторов, а также учителей; кроме того, была основана Консистория высшего образования, дававшая государству значительные полномочия в отношении университетов.
Общие суды, церкви, образовательные учреждения, таким образом, были поставлены под эгиду прусского государства. Возникали неизбежные трения между системой управления, унаследованной Фридрихом — Генеральной директорией, — и новым стилем руководства; особенно между министром, управлявшим Пруссией при Фридрихе Вильгельме, и Коччеги, чьи выдающиеся способности сделали его законодателем реформ. Сам Фридрих, как бы горячо он ни выступал за реформы, норой становился преградой на их пути.
Кодекс Фридриха (Code de Frédéric) был принят с восхищением. Тем не менее заслуживающая похвалы решимость короля оставаться в стороне в конкретных делах подчас нарушалась его же усердием в защите прав. В одном известном случае, приключившемся в поздний период его правления, один померанский мельник по имени Арнольд, ранее служивший солдатом, возбудил дело против землевладельца, графа фон Шметтау. Арнольд — Фридрих понял это лишь позже — был известный сутяга. Он заявил, что фон Шметтау сдал землю в аренду другому графу, фон Герсдорфу, который отвел воду из ручья, а берег ручья принадлежал фон Шметтау. Это действие якобы сделало невозможной работу мельницы Арнольда. Суд встал на сторону Шметтау, постановив, что если Арнольду действительно причинен ущерб, то он может вчинить иск против Герсдорфа, но сначала должен заплатить полную арендную плату, мельник сделать это отказался и подал апелляцию. Новый вердикт был вновь принят в пользу Шметтау.
Фридрих, услышав об этом деле, потребовал бумаги для ознакомления. Затем направил собственную следственную комиссию для расследования обстоятельств дела и доклада. Она сообщила, что факты подтверждают заявление мельника и его хозяйству действительно нанесен ущерб.
Фридрих писал в «Первом политическом завещании», что «суверен становится соучастником преступления, если не наказывает за него», и теперь в тревоге вмешался в дело, решив разобраться с фактом злоупотребления властью со стороны силы и высокомерия, когда механизм закона действует против маленького человека, то есть настало время применить королевскую власть как последнюю инстанцию в защите правого. Он послал за судьями, принявшими вердикт в пользу Шметтау, лишил их постов и приказал арестовать, пересмотрел их вердикт и принял его в пользу мельника. Фридрих приказал землевладельцу оплатить все расходы и вернуть ручей Арнольда в прежнее русло.
Затем начались толки, и на месте провели дополнительное расследование. К смущению Фридриха, было обнаружено, что мельница Арнольда располагалась вверх по течению от земель графа и отвод ручья никак не мог сказаться на работе мельницы. Судей освободили. Выплаты графом издержек и ущерба отменили. Вердикт был восстановлен. Король заслужил упреки.
Этот случай, хорошо известный в свое время, очень ярко демонстрирует некоторые черты характера Фридриха, как положительные, так и отрицательные. Он мог быть поспешным, импульсивным. Фридрих начал действовать, не проверив выводы комиссии, сделал это из-за того, очевидно, что они совпадали с его предубеждением, — он предположил, что столкнулся со случаем злоупотребления положением. Затем король высокомерно и непростительно поступил с судьями, чьи поведение и выводы оказались непогрешимыми. Все это подтверждает деспотизм и противоречит постоянно провозглашаемому главному намерению Фридриха — Пруссия должна стать правовым государством (Rechts Staat), построенным на основе закона.
И тем не менее побуждения Фридриха были благородными. Король верил, его власть существует, чтобы делать добро, исправлять несправедливость, защищать угнетенных. Он вынес ошибочный вердикт, однако его намерения были добрыми. Он искренне верил в торжество закона и своими действиями хотел этому способствовать. Произошедшее продемонстрировало, однако, опасность личного вмешательства короля в юридический процесс. Другой мельник владел участком земли рядом с Сан-Суси, который Фридрих пытался заполучить, занимаясь расширением и обустройством дворца. Представители короля беседовали с мельником, но тот отказался продать участок. «Разве он не знает, — сказал им Фридрих, — что я могу взять его, если будет необходимо?» Но когда его слова передали мельнику, он ответил: «Нет, я этого не боюсь. У нас в Берлине есть суды!» И это сильно порадовало Фридриха.
Фридрих использовал зачастую остроумие для урегулирования претензий по поводу несправедливости со стороны предубежденных людей. В Силезии католики с подозрением отнеслись к его приходу к власти, хотя он по большей части развеял их опасения равным отношением к обеим религиям. Однажды солдат-католик, явно искрение верующий, был обвинен в воровстве драгоценных камней со статуи Девы Марии в одной из церквей. Он отрицал свою вину и заявлял, что Богоматерь чудесным образом вручила их ему. Этот случай привлек внимание короля.