Ухватившись пальцами за цубу, Талиан аккуратно стащил обманку, и глаза ослепило свечение драгоценных камней.
Тёмно-синие, почти чёрные, они напомнили ему иолит в кольце тана Анлетти, с единственным отличием — внутри них бились, точно живые, и рассыпались искрами запертые золотистые нити, и шло ощутимое тепло.
Парное кольцо с жёлто-зелёным топазом, принадлежавшее его отцу, сейчас висело на цепочке вместе с треугольником и ключом от рабского ошейника. Раньше ему казалось смешным, что тан Кериан надел перед разговором с ним височные серьги с цветами — подарок любимой женщины, как и все эти бесконечные амулеты и обереги, собранные едва ли не из мусора, которые таскали с собой солдаты, но не теперь.
Талиан наконец признал, что это не просто ключ и кольцо — это память. Добрые и светлые, немного грустные, но оттого не менее драгоценные воспоминания, с которыми он не собирался расставаться.
Ни в этой жизни, ни в любой другой.
Поднявшись на ноги, Талиан убрал «Кровопийцу» в ножны и подвязал к поясу рядом с локотком. Не такое звучное название, что правда то правда. Но локоток — прямой обоюдоострый меч с треугольным остриём и лезвием длиной в локоть — использовался везде для битвы в плотном строю. Обычный работяга, простой и надёжный, рядом с непревзойдённым красавцем.
Талиан невесело ухмыльнулся.
Было в этом что-то символичное…
Только он взялся за наручи, когда полог палатки всколыхнулся и на пороге показался тан Анлетти со свитой из зенифцев и случайно затесавшимся среди них альсальдцем. Хотел бы Талиан сказать, что тот выглядит отдохнувшим и свежим, но по сравнению с вчерашним днём лицо стало безжизненно-серым, а тёмные круги под глазами приобрели насыщенный чёрный цвет.
Видимо, всем им перед решающей битвой не спалось.
— Мой император, вы готовы?
— Да. Почти.
Талиан затянул ремешки на левом наруче и потянулся за правым.
— Боюсь вас расстраивать, — произнёс тан Анлетти ровно, — но лучше вам сейчас положить оба меча на сундук.
— С чего бы это? — спросил Талиан не поворачиваясь. — Собираетесь вооружить меня луком?
— Нет. Собираюсь разоружить. Мечи на сундук. Быстро!
Талиан бросил на него ошеломлённый взгляд. Это что, шутка? И только тогда разглядел, что за альсальдец затесался к Тёмному тану в свиту: Анлетти держал остриё меча у Фариана под подбородком, и руки у того, заведённые за спину, наверняка были связаны.
Его моментально бросило в пот, и мысли заскакали, как живая рыба на сковородке.
— Не смешно, — тихо произнёс Талиан и накрыл ладонью рукоять «Кровопийцы».
— А я разве смеюсь? Давайте не будем доставлять друг другу неудобства, и никто не погибнет.
Остриё меча скользнуло вдоль шеи бывшего раба, и на коже выступили первые капли крови, крупные и ярко-алые. Закаменев от страха, Фариан не мог оторвать взгляд от пола — только ресницы дрожали и нижняя губа была закушена.
— И что мне жизнь… какого-то раба? — выплюнул Талиан презрительно и перевёл взгляд на тана Анлетти. — Я не сдамся без боя!
— Сдадитесь. Ещё как сдадитесь, — произнёс тот и ухмыльнулся, устало и зло. — Добежать до меня вы не успеете. Укрыть его магическим щитом — тоже. Что ещё? Позовёте на помощь? Наручем швырнётесь? Призовёте проклятья на мою голову? Что бы вы сейчас ни предприняли, вы уже опоздали: у меня готов ответ на любой ваш ход.
Талиан шумно втянул носом воздух. Земля вдруг зашаталась под ногами, вмиг став чем-то скользким и ненадёжным. Вот он, выбор. Простой, как путевой камень на развилке: налево пойдёшь — друга потеряешь, направо пойдёшь — сам помрёшь, прямо пойдёшь — обоим не жить.
И никакого, мать его, счастливого конца.
— Он будет жить?
— Он не умрёт прямо сейчас, а на остальное… — во взгляде тана Анлетти появилось насмешливое сочувствие. — Увы, повлиять на остальное вы уже не сможете.
В эту минуту Талиан возненавидел в нём всё: и этот тихий усталый голос, и это высокомерное спокойствие, и этот понимающий взгляд, в котором он сам и метания его души лежали как на ладони.
Долбанный маг очарования! Со своим долбанным даром читать в чужих сердцах! Уж лучше бы вчера подох!
— Зачем?! — выкрикнул Талиан, теряя контроль. — Что я вам сделал?
— Так я вам всё и рассказал. У меня нет времени. Считаю до трёх. Ра-а-аз.
И тогда Талиан отвязал оба клинка, положил на крышку сундука и отошёл на два шага. Сердце при этом ухнуло куда-то вниз, а в пересохшем рту растеклась вязкая горечь. Как будто сквозь туман он услышал приказ: «Раздеть его и связать», — а после с него стащили наручи, поножи и панцирь, поставили на колени, завели руки за спину и опутали шею, запястья и лодыжки верёвкой.