— Да, мой тан!
— Только там у людей такие круглые животы. И нет, не спрашивайте меня, что он делает в моей армии. Сам не знаю! — По толпе пронеслись смешки, а тан Анлетти продолжил: — Все они: альсальдцы, агрифцы, когринцы, зенифцы, сергасцы и даже… Вон тот, рыжий, случайно, не гаурусец? Нет? Ладно, не угадал. Итак… Все они пришли сюда, чтобы защитить Кюльхейм от вторжения. Тан Майрахес, как думаете почему?
Околдованный мужчина остался безучастен, будто и вовсе не расслышал вопроса. Тогда тан Анлетти разрешил ему говорить:
— Ну же, ответьте нам.
— Где все они были, когда зулунцы разоряли наши земли? Пять, десять, пятнадцать лет назад? Их набеги продолжаются из года в год, а нас… — тан Майрахес замолк, словно у него перехватило горло. — Нас осталось так мало… Мы долгие годы были щитом, укрывавшим империю. Нерушимой крепостью, сдерживающей врага. А вы пришли только тогда, когда ворота рухнули и в стенах пробита брешь?..
— Кто эти «мы»?
— Кюльхеймцы.
— Да что ж вы упёртый такой! — выкрикнул тан Анлетти, теряя терпение. — Послушайте теперь меня. В сорок шестом году здесь стояла вторая зенифская армия, которая была окружена и полностью разгромлена в битве за Майранхель. Тан Тувалор спешил с подмогой, но опоздал. Всего на день! На один-единственный день! День, который перечеркнул моё будущее и изменил судьбу…
Тан Тувалор подошёл и тронул его за плечо.
— Анлетти, если вы всё ещё корите меня за это, то…
— Я не вправе корить вас. Время сравняло все счёты между нами.
Они посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись чему-то, понятному только им двоим.
— Как скажешь, — сказал тан Тувалор и отошёл в сторону.
— В той битве погибла вся моя семья. Отец… Старшие братья… Кстати, не погибни они тогда, вы бы никогда не родились, — заметил он саркастично, — Я много лет спрашивал себя: что они забыли в этом проклятом Кюльхейме?! За что сражались? Почему жизни дома предпочли смерть на чужой земле? Пока наконец не понял… — Тан Анлетти развернулся и обратился в своей речи к воинам. — Нет зенифцев и сергасцев, как нет когринцев и агрифцев, нет кюльхеймцев и альсальдцев. Мы все — морнийцы. Мы поклоняемся трём Величайшим, венценосному Адризелю и жёнам его Суйре и Рагелии. Мы платим в имперскую казну налоги, чтим имперские законы, служим в имперских армиях. Мы любим нашу страну, где бы ни родились — в Зенифе или в Агрифе. И мы пришли сюда не на выручку кюльхеймцам. Не Кюльхейм защищать мы пришли, нет. Мы здесь, чтобы сберечь нашу общую Родину, которая…
Тан Анлетти говорил что-то ещё, но его слова заглушили звуки ударов тысяч кулаков по нагрудникам, крики, хлопанье в ладоши и свист. Без всякой магии, без навеянного очарования… Сейчас ему одному принадлежали сердца всех этих людей. Скажи тан Анлетти им прямо сейчас идти в бой — рванули бы не раздумывая, с песнями, воодушевлением в глазах и высоко поднятыми знамёнами.
Да что там? Даже его самого сказанное не оставило равнодушным. Правда, по иной причине…
Талиан увидел перед собой настоящего императора. Увидел и захотел им стать. Не таким, но похожим: чтобы сказанные слова не были разыгранным точно по нотам представлением для публики, а шли из самого сердца.
Когда поднявшийся гомон стих, тан Анлетти продолжил:
— Вы не позволили Кюльхемской армии вступить в бой. Сберегли жизни тысячам девчонок и сотне мальчишек. Вы… народный герой. Нет, вы не ослышались. Никто из вас не ослышался. — Он обвёл взглядом толпу. — Я правда так считаю. Ведь ради своего народа тан Майрахес рискнул всем: титулом и властью, честью рода и даже жизнью, но… Он же и предал этим Морнийскую империю. Потому что не могут жизни кюльхеймцев быть дороже жизней когринцев или агрифцев. Когда мы начнём так думать, Морнийская империя погибнет.
Толпа снова ответила ему ударами тысяч кулаков в грудь и многоголосым криком. Талиана сдавили с боков и затолкали в спину: слишком многим хотелось пробиться вперёд, чтобы лучше расслышать и разглядеть говорившего.
Между тем тан Анлетти снял с пояса кинжал и протянул его тану Майрахесу рукоятью вперёд.