Тан Анлетти неловко обнял его на прощание и покинул палатку. Так торопился, что едва не перевернул по дороге стол с чайником и кружками. Талиан закрыл ладонями лицо, устало протёр глаза — и чуть не подскочил на кровати.
На мгновение перед ним снова появилась дверь — та самая, светлая, из самшитового дерева, с двумя распахивающимися створками, — и родилось неприятное предчувствие.
Нет! Он не откроет её снова!
Но стоило так подумать, как Талиан очутился во дворце. Ноги утопали в мягком ворсе ковра, из открытых окон доносились ароматы цветущего сада и моря. В сторону тянулся длинный-длинный коридор. И дверь. Она снова была здесь.
Понимая, что лишь отсрочит неизбежное, Талиан развернулся и побежал.
Ну почему этот безумно трудный и долгий день никак не хотел заканчиваться?!
Глава 7. Прощание с любовью
Год 764 со дня основания Морнийской империи,
8 день рагелиного онбира месяца Холодных дождей.
Фариан мягко касался его лба и щёк мокрым полотенцем, но дурнота не спешила отступать. Тело горело огнём, одеяло сбилось вниз, скомкалось, облепило ноги, по коже мимолётным покалыванием проносился озноб — и всё это шло в довесок к изматывающим, непрекращающимся кошмарам.
Стоило только смежить веки, как перед ним вырастала дверь отцовского кабинета. Снова и снова. Казалось, все его силы уходят на борьбу с опостылевшим видением. В недолгое время бодрствования он был так слаб, что едва мог проглотить пару ложек жидкого супа.
— Мне нужно наружу. На воздух. — Талиан поймал руку раба и прижал вместе с мокрым полотенцем ко лбу, так что струи воды потекли во все стороны, намочив волосы и подушку. — Здесь я задыхаюсь.
— Я-я н-не м-могу сейчас пр-ривлекать к себе вниман-ние. Простите. — Фариан едва мог справиться с собственным голосом. — Я ед-динствен-ный м-могу подтвер-рдить, что… Я-я всем р-расскажу, что тан Ан-нлетти покушался на вашу ж-жизнь. Это будет моя месть за уб-битую семью. Но ес-сли н-начну суетиться… Ес-сли он увидит и узнает меня… раньше… — Он шумно выдохнул. — Убьёт не раздумывая.
Фариан попытался мягко высвободить руку, но Талиан его не отпустил. Хоть на что-то хватило силы.
— Посмотри на меня.
Брови на лице у раба сошлись к переносице, рот плаксиво изогнулся, затрепетали ресницы — ну просто отражение нечеловеческой муки!
Вот только единственный, кто здесь страдал, был Талиан.
— Услада губ моих, Фарьяна, приляг со мной, — произнёс он как можно громче, чтобы его охрипший и пропадающий временами голос расслышали стоящие в отдалении слуги.
Фариан вздрогнул всем телом, помедлил немного, но затем как сидел, так и завалился набок. Едва уместился на самом краю — пришлось подвинуться и перелечь набок. Его волосы, рассыпавшись в стороны, тут же полезли Талиану в лицо, и нос смертельно защекотало.
— Тьфу! Апчхи!
Раб поспешно собрал волнистые пряди, прижал их ладонями к шее и неподвижно замер. Даже дышать перестал.
— Неужели я такой страшный? — спросил Талиан.
— Н-не вы, — прошептал тот и сильнее втянул голову в плечи. — Тан Анлетти.
И вот этот вот перепуганный до смерти хлюпик хотел свидетельствовать против Тёмного тана? И всерьёз полагал, что слову раба хоть кто-то поверит? И даже не брал в расчёт магию…
Тяжёлый вздох почти вырвался у Талиана из груди. Почти! Но прозвучал не как вздох, а скорее, как фырканье.
— Он будет искать тебя среди альсальдцев. Пока ты в женских тряпках, ты в безопасности.
— Он з-знает, что я-я жив. Он м-меня ищет. Значит, я ниг-где не в безопасности.
Не хотелось этого признавать, но… тот был прав.
Сейчас Талиан никого не мог защитить. Даже себя.
— Прости. Требую от тебя помощи, когда самому надо быть сильнее, — прошептал Талиан и перевернулся на спину.
Первым, что сделал тан Анлетти, пока он валялся в беспамятстве — обыскал палатку, забрал все магические камни и книгу. Без них не было сил встать. Тело лихорадило, живот при любом неосторожном движении скручивало от боли, безумно хотелось пить и…
Глаза слипались, утягивая его в очередной кошмар. Вот и теперь расплывчатым контуром впереди замаячила дверь.
— Просите прощения? У меня? — взволнованный шёпот Фариана выдернул его из лап сновидений.
Талиан широко распахнул глаза и заморгал. Нельзя было спать! Нельзя!
Раб обеспокоенно склонился над ним, и наконец их взгляды встретились — будто два разных мира столкнулись.
Отчаянье и надежда. Упрямство и страх. Бессилие и желание жить, несмотря ни на что. На короткий миг все чувства смешались. Не разобрать — где чьи.