— Сказка? — Талиан чуть не задохнулся от возмущения. — Я не ребёнок, чтобы успокаивать меня сказкой! Я сделал тебе предложение, и я…
— Прошу вас, дослушайте до конца.
Шумно выдохнув, Талиан махнул рукой, чтобы продолжала. Боялся, что если откроет рот, из него сплошняком пойдут ругательства.
— Случился однажды погожий денёк на исходе зимы. Захотелось богине Рагелии выйти из своих подземных чертогов, чтобы полюбоваться весенним солнцем. И на удачу, выход из её жилища открывался в ущелье, где пасли своих коз Абедин и Абудан. Увидев их, богиня Рагелия восхитилась силой и красотой юношей и решила одарить их жёнами, которые были бы им под стать. И в тот же день у каждого перед домом вырос и распустился прекрасный цветок. У Абедина он был серебристо-белым, с узкими ворсистыми листьями и желтоватыми соцветиями в центре, походившими на след от львиной лапы, тогда как у Абудана — ослепительно ярким, словно догорающий закат, с тонкими и нежными лепестками, нежнее даже, чем поцелуй любимой.
На этом месте Талиан, загородив рот кулаком, широко зевнул. Знал он эту сказку. Как не знать? Когда в его распоряжении в Уйгарде была целая библиотека.
— Один юноша цветок сорвал, и тот у него завял, — произнёс Талиан, растеряв последние крохи терпения. — Другой ходил и каждый день поливал свой цветок, рыхлил возле него землю, заботливо разглаживал листья, и через год из цветка вышла девушка. Звали её Эдельвейс. Это ты мне хотела рассказать?
— Раз вы знаете сказку… Почему желаете меня сорвать?
— Сорвать?!
Талиан вцепился пальцами в волосы на затылке и с силой за них потянул. В голове просто не укладывалось! Как можно быть настолько глупой?..
— Я мог тебе не поверить. Мог рассмеяться в лицо и навсегда оставить рабыней. Но вместо этого предлагаю стать моей женой. А моя жена — это не кто-нибудь! Это правительница всей Морнийской империи, мать будущих императоров! — Талиан прекратил кричать и попытался заговорить ласковее, как-то успокоить: — У тебя будет целый дворец в распоряжении. Десятки комнат, сотня слуг, одежды — хоть заройся в неё с головой, еды — до отвращения. И я не понимаю… Я что, настолько ужасный? Разве я тебя не спас? Разве принудил спать с собой? Так почему же ты, аррргххх… Почему отказываешься?! Я не каждой встреченной девушке предложение делаю...
— Золотой кувшин с серебряной водой не заменит родной земли. Кюльхейм — мой дом. Могилы моих предков здесь. И я… я осталась в роду последней. — Не выдержав, Литана расплакалась. — Мой брат поги-и-иб. Он поги-и-иб. Как могу-у-у… теперь всё бросить? Как могу-у-у уехать с вами, когда-а-а… мой дом… он ту-ут. И защитить его… защитить… больше некому-у-у…
Талиан смотрел, как она глотает скатывающиеся по щекам слёзы, как пытается продолжать говорить, несмотря на них и на ком в горле, из-за которого высокий женский голос превратился почти что в писк, замечал всё и сразу, и в то же время — не видел ровным счётом ничего.
Он будто бы снова оказался на залитом утренним солнцем плацу. Перед ним выросли фигуры поединщиков — Демиона и чужой, незнакомой и безымянной женщины. Засвистели и засверкали стальными росчерками в воздухе клинки, запахло посвежевшей после дождя землёй и не менее свежей кровью…
Почему он помог тогда Демиону? Зачем влез в поединок, сделав его нечестным?
Нет, неправильный вопрос.
Помог, потому что любил как брата и не желал смерти. Но почему даже не задумался о другой стороне? О тане Майрахесе? О его ребёнке и любимой женщине? Почему стоял и смотрел, как тан Анлетти их убивает? Почему не помешал ему?
Ведь думал тогда, только о том, как вытащить штырёк, на котором держалась фальшивая рукоять.
Думал, о себе самом, и плевать хотел на других.
А если бы не вмешался в чужой поединок, всё было бы иначе. Демион тогда продул бы и довольно-таки быстро. Тана Майрахеса помиловали бы — ведь на его стороне боги! — тану Анлетти никто не предложил бы стать судьёй, и Литане не пришлось бы сейчас плакать.
Её брат остался бы правителем Кюльхейма, и тогда… выдать сестру за императора стало бы для него честью. Такой союз дал бы людям надежду на перемены к лучшему, упрочнил бы позиции кюльхеймского тана при императорском дворе.
Только Демион был бы мёртв, зато все остальные — счастливы?..