На глаза навернулись слёзы. Какой же он дурак! Сам всё испортил, так ещё и разозлился на Литану за то, что она «глупая»…
— Иди сюда. — Он притянул девушку спиной к себе, завернул в край одеяла и крепко обнял. — Будем плакать вместе.
Только она почему-то захихикала.
— Неужели? Вы тоже?
— Да.
— Но почему?
— Потому что дурак. — Талиан прижался щекой к её виску и закрыл глаза. — И что хуже всего — дурак неисправимый…
Чем больше он думал, тем сильнее в этом убеждался. Подари ему боги шанс вернуться в прошлое, снова оказаться в толпе следящих за поединком воинов, смог бы он просто стоять и смотреть, как Демиона убивают?
Нет.
Даже зная, что потеряет её, всё равно нет.
Потому что невозможно построить своё счастье на смерти близких, и просьба Литаны её отпустить — ещё одно тому доказательство.
— Почему твой брат заставил кюльхеймскую армию отступить? — спросил Талиан, задумавшись над тем, с чего всё началось. — Неужели не понимал, чем для него это закончится?
— Я не знаю… — Она утёрла глаза рукой. — Я поссорилась с ним из-за этого и сбежала из дома. Не могла смириться, что мы отступаем. Ведь крепости специально построили так, чтобы их можно было защитить малым числом людей. Даже ста человек хватило бы…
— Ладно… в общем… не тревожься больше ни о чём. — Талиан поцеловал её в висок. — Я тебя отпускаю.
Литана взяла его за руку и, поднеся к своему лицу, поцеловала в ответ в раскрытую ладонь.
— Милость вашего императорского величества безгранична.
Сказала — как ножом по сердцу ударила. Талиан не знал, куда деться от стыда. Ведь это он… это из-за него её брат умер…
— Не благодари. Пожалуйста, только не благодари… — прошептал он, но было уже поздно.
Повернув голову, она осторожно коснулась губами его подбородка, ткнулась, обжигая дыханием, в уголок рта, покрыла поцелуями лоб и щёки. Нужно было остановить, дать понять, что он — последний, кому следовало бы говорить «спасибо», но…
При мысли, что при следующей встрече он должен будет сделать вид, будто они незнакомы, что всего этого между ними не было, сердце сжималось в комок.
А Литана… сейчас она была здесь… такая отзывчивая и тёплая, ищущая его ласки…
Талиан ещё держался, пока она целовала его и скользила ладонями по груди, освобождая от одежды, но когда обнажённая кожа коснулась кожи — будто перетянутая тетива лопнула. Он повалил её на кровать, накрывая собой, и весь остальной мир потерял значение.
Осталось лишь сбивчивое дыхание в промежутках между поцелуями, совместное скольжение тел, лезущие в рот волосы и взгляд глаза в глаза — точно хрупкая соломинка перекинулась над разделившей их пропастью.
Талиан старался, как мог, передать Литане боль от предстоящей потери, жгучую досаду на самого себя и страсть, в которой сгорало всё. В мыслях он не прекращая звал её, заклинал по имени! Его безмолвный крик звучал в сплетении пальцев и ладоней, в горячих поцелуях по коже, в биении разделённых телами сердец.
Прости — и прощай.
Прощай — и прости…
Когда же удовольствие достигло пика и схлынуло, Талиан ещё долго лежал не шевелясь, словно мог заморозить время. Ему почему-то казалось, если он двинется — возникшая между ними связь с ломким хрустом оборвётся.
— Чтобы не осталось доказательств, что спасённая вами девушка и Литана — одно лицо, нужно забрать отцовский меч, — прошептала она, отведя взгляд. — Он был со мной, когда меня схватили. Вы ведь его вернёте?
— Конечно, верну.
— И ещё… — попросила Литана. — Отправьте со мной кюльхеймскую соту в качестве охраны.
— Хм… А они тебя не узнают?
Её лицо расплылось в улыбке.
— Сёстры лучше других сохранят мою тайну.
— Хорошо.
Талиан откатился на другую половину кровати и невидяще уставился в скат палатки. Прощаться было тяжело, но чем быстрее он это сделает, тем меньше будет мучиться. Ведь так?
Собравшись с духом, Талиан встал и позвал слуг. Вскоре ему принесли свежую одежду и ключ от рабского ошейника. Начать в любом случае нужно было именно с него.
— Как тебя зовут? — спросил он у Литаны, вставив ключ в замок.
— Нураида.
— С этого момента ты свободна, Нураида.
С лёгким щелчком ошейник открылся, и Талиан отбросил его за ненадобностью на кровать. Следом ему поднесли перо, чернила и бумагу. Чтобы соблюсти все формальности, нужно было написать вольную. Впрочем, много времени это не заняло.
Талиан на удивление хорошо помнил учителя права — рука у него была лёгкая, порол без злобы, а вот взгляд казался пронизывающим и тяжёлым — и его уроки. Нужные слова сами рождались под кончиком пера.