— Ваше императорское величество, мы готовы.
Оборачиваться на голос не хотелось, как и разрывать поцелуй, но Литана отстранилась первой. Перед ними стояли девушки с заплечными сумками, при оружии и с гордо поднятыми стягами над головой. Все сборы заняли у них от силы пять минут.
— Тогда выступайте, — приказал он.
Литана мягко высвободилась из его рук, улыбнулась и произнесла на прощанье:
— Не обижайте Фарьяну. Она из тех, кто приклеит вам за ухо медную монету.
— Но что? Что это значит? — переспросил Талиан немного растеряно.
Улыбнувшись, Литана прошептала одними губами:
— Она любит вас, — и чуть громче добавила: — Мы клеим монету за ухо, чтобы богиня Рагелия, встретив наши души в подземных чертогах, приняла этот скромный дар и возродила нас вместе. Те, кто были друг другу братом и сестрой, чтобы в следующей жизни ими и остались. А те, кто любил друг друга, полюбили снова.
— Красивая традиция.
— Когда-нибудь я покажу вам Кюльхейм таким, каким его знаю я. Тогда вы захлебнётесь в немом восторге от открывшейся вам красоты, — прокричала она набегу, догоняя уходящий к воротам отряд кюльхеймских воительниц, и помахала ему рукой. — Обещаю!
Талиан неотрывно смотрел ей вслед, пока отряд не скрылся за воротами, и когда она уже не могла его услышать, тихо произнёс:
— Когда-нибудь я спрошу с тебя данное обещание…
В душе царил хаос.
Но стоять под снегом одному было слишком холодно, и Талиан медленно побрёл вдоль палаток, не особо раздумывая, куда идёт. Когда же ноги вывели его к загонам с лошадьми, вдруг вспомнил, что хорошо бы узнать, как там Фариан.
По его приказу один из альсальдцев сбегал и узнал, где стоит повозка фаворитки.
— Мой император, — произнёс тот, вернувшись, — лекарь дал ей успокаивающую настойку. Сейчас она спит. Велеть разбудить?
— Не надо. Я просто посмотрю. Веди.
Они немного поблуждали между палаток и загонов, пока не вышли к одиноко стоящей повозке. Велев остальным встать поодаль, Талиан отогнул край кожаного полога и заглянул внутрь.
Раб лежал на подстилке из сена, и его лицо представляло собой неприятное зрелище: опухший красный нос, раздавшийся в размерах чуть ли не двое, разбитые губы, лоб в испарине.
И из-за чего? Потому что решился помочь…
Взгляд опустился ниже и застыл, прикованный к тусклому золоту рабского ошейника. Столько времени прошло, а у Талина ни разу даже мысли не проскочило, чтобы его освободить. Хотя мог. Это ничего ему не стоило. Так почему?..
Неужели, и правда, думает всегда только о себе? И не замечает, сколько боли причиняет тем, кто остаётся рядом?
Задёрнув полог, Талиан прислонился спиной к борту повозки и вздохнул. В мыслях появилась ясность. Прав был тан Анлетти, он ведёт себя как ребёнок. На другом берегу реки их поджидает враг. Сейчас это — главное, а не взаимные обиды.
Найдя взглядом зенифские коричневые стяги, Талиан решительно зашагал в их сторону.
С таном Анлетти нужно было поговорить.
Глава 8. Лицо истинного врага
Год 764 со дня основания Морнийской империи,
8 день рагелиного онбира месяца Холодных дождей.
Увиденное заставило Талиана замереть у входа.
Взгляд тана Анлетти — острый, как укол кинжала, и такой же холодный — не сулил ничего хорошего. Точнее — сулил именно что нехорошее и в большом количестве. И почему Талиан не остановился, когда дорогу в палатку Тёмного тана загородили скрещенные копья стражников? Почему не дослушал, что пытался объяснить ему побледневший от страха зенифец?
Впрочем, задаваться подобными вопросами было поздно и как-то бессмысленно: то, что явно не предназначалось его глазам, он уже увидел.
Лекарь торопливо перевязывал раны тана Анлетти, которых у него неожиданно оказалось две: первая — неширокий, но глубокий порез на животе; вторая — след от удара сабли, идущий по косой от левого плеча к четвёртому ребру справа.
И одной из них было бы достаточно, чтобы приковать здорового человека к постели, но две?
Талиан с половиной от прежней раны, оставшейся ему после заклинания «Разделение боли», спал которые сутки и не мог похвастаться, что идёт на поправку: дрянная болячка вытягивала все силы. А тан Анлетти… получается… всё это время командовал армиями? И магически камни забрал не чтобы его ограничить, а чтобы самому не свалиться с ног?
— Раз уж пришли, проходите к столу. Я как раз собирался отобедать. Налейте императору вина, пока он ждёт, — тихо, но чётко произнёс тан Анлетти, и слуга бросился выполнять указание.