Талиан как будто сам перенёсся в Фроанхель на пять лет назад, вырвался из приближающейся зимы в раннее южное лето и увидел тощего заморыша, который, отстав от свиты, неторопливо шёл к обрыву. Он всё тщательно обдумал и решил: раз жизнь — тяжкое бремя, рано или поздно наступит момент, когда придётся проститься.
Так почему не сейчас?
Одинокий и потерянный мальчик — таким был Майрахес в одиннадцать лет. С самого рождения его преследовали изнуряющие болезни, одна страшнее другой. Душа едва держалась за хилое тело. От него ничего не ждали, его ничему не учили — даже сандалии до сих пор завязывали слуги.
Тан Иналон все силы бросил на воспитание дочери, не надеясь, что сын доживёт до зрелого возраста. И вот мальчик решился. Он спрыгнул с обрыва в реку, и его почти сразу уволокло на стремнину.
Течение в тех местах было опасным: сильным и слишком бурным. Любой, кто кинулся бы спасать мальчишку, рисковал утонуть следом. Свита замерла в нерешительности. Тан Иналон тяжело вздохнул и отвернулся, сказав: «Оставьте его. Конец был неизбежен». И только один человек заметил, как, отделившись от остальных, Нураида беззвучной тенью скользнула к реке и нырнула в воду.
Тан Анлетти нашёл их в двух милях ниже по течению: дрожащего мальчишку с синющими губами и девушку, чью руку он стискивал одеревеневшими на холоде пальцами. Майрахес подошёл к нему и с прорезавшимся гонором заявил: «Пока она будет держать меня за руку, я буду жить. Мы так договорились».
Сказал — и свалился с сильнейшим жаром.
Болезнь унесла последнее здоровье и силы. Лекари, все как один, утверждали, что в этот раз Майрахес уже не очнётся. Слишком слабый, неприспособленный к жизни — его время вышло.
Нураида, как и обещала, на протяжении сорока двух дней держала мальчишку за руку. Тан Анлетти видел, что с ней что-то происходит, но все изменения перекрывала клокочущая внутри холодная ярость: девушке ежедневно досаждали чужие ахи-вздохи и стенания по больному ребёнку, как по покойнику.
А на сорок третий день Майрахес очнулся — и словно обрёл второе рождение. В его глазах вместо тоски и обречённости ключом била жизнь.
Мальчик начал учиться. Сначала завязывать сандалии, одеваться и есть, потом — бегать, прыгать и швырять камни, ещё позже — считать, читать и писать.
Тан Анлетти задержался в Фроанхеле до середины осени. Он ждал, когда Нураида придёт к нему за помощью, чтобы порвать с прошлым. А то, что она захочет это сделать, уже не вызывало сомнений.
Её питомец был слишком слабым и немощным, чтобы бросить его даже ненадолго, а шпионить, воровать или убивать, держа кого-то за руку… Нет, она бы сделала это и с обузой в виде мальчишки. Но кто поручился бы за его язык и глаза?
Чужая свобода обошлась тану Анлетти в двадцать тысяч золотых — столько захотели получить за Нураиду слуги Шалитша. Он отдал девушке деньги в обмен на обещание сделать из Майрахеса достойного правителя. И не влюбись она в своего воспитанника, ей бы это, наверное, даже удалось…
— Не поймите меня неправильно, — произнёс тан Анлетти, заканчивая историю, — я не против любви, но не тогда, когда она служит ширмой для глупости.
— Почему… хм… это… Я вижу, поступок Майрахеса вас по-настоящему расстроил. Но всё ещё не понимаю причин…
Тан Анлетти промолчал, и Талиан продолжил размышлять вслух:
— Ну нет у нас Кюльхеймской армии — и что? Разве отсутствие двух тысяч подростков, гордо именующих себя солдатами, повлияет на общую картину?
Мужчина скрестил руки на груди и отвернулся, разом вернув себе всю растраченную мрачность.
— Не думаю, что тан Тувалор когда-нибудь упоминал о том, что я расскажу вам сейчас. Он из тех людей, которые никогда не забывают своих ошибок, но прилагают все возможные усилия, чтобы о них забыли другие.
Талиан невольно подобрался и сел прямо. Чего ещё не рассказал ему бывший наставник? Ну… кроме наличия в мире магии, подаренного клинка Морнгейла и чудесной особенности Зенфейлов из девушек превращаться в парней?
— Когда тан Тувалор спешил к моему отцу на подмогу, у него не было проводников. Только карты. И на очередной развилке, армия свернула не туда и упёрлась в овраг. Пока люди разобрались, где находятся, пока развернули лошадей, пока нашли обходной путь, потеряли целый день, — в голос тана Анлетти прокралась горечь. — Конечно, когда армия, ломая молодой березняк, вылетела на зулунцев с севера, эффект неожиданности был полным. Но мой отец с братьями к тому времени были уже мертвы.
Так вот оно что…
Выходит, тан Анлетти не планировал бросать Кюльхеймскую армию в бой, он собирался использовать её солдат как разведчиков и проводников. Конечно, тут подошли бы и местные. Но много ли землепашец знает об окрестностях дальше своего дома или о роде вражеских войск?