В лесу было спокойно и тихо. Не сравнить с сутолокой и многоголосьем военного лагеря.
— Думаю, мы отошли достаточно. — Тан Анлетти остановился на краю небольшой прогалины и развернулся к нему. — Замёрзли?
Вместо ответа, Талиан громко шмыгнул носом.
— Соберём дрова и разведём костёр.
Не прошло и четверти часа, как на поляне затрещали, сгорая в огне, сухие ветки. За сбором дров Талиан успел немного согреться и перестал хмуриться на непогоду.
По-своему здесь было даже уютно. Невдалеке, разбиваясь о камни, гремела порожистая река. Во влажном морозном воздухе плыл прелый аромат листвы и шипящей в огне смолы — им посчастливилось найти высохшую за лето сосну. От костра шло приятное тепло.
— Не могу долго находиться среди людей, — произнёс тан Анлетти, усевшись на снятые сапоги, и протянул руки к огню. — Постоянно слышу отголоски их мыслей. Они шуршат в голове, как прибрежная галька. Мешают быть собой.
— А меня вы тоже слышите?
— Нет.
Талиан отодвинулся от переметнувшегося на его сторону дыма и замахал рукой. Будто это могло помочь. Как же!
— У вас были ко мне вопросы. Сейчас самое время их задать.
Перед глазами плясало пламя костра. Мысли текли вяло, будто замёрзли на морозе и им требовалось время, чтобы отогреться. Но если уж спрашивать, то начинать надо с самого начала.
— Зачем вы отдали мне кольцо отца? Для меня это кусок золота с недорогим камнем, тогда как для вас… Мне кажется, оно многое значит?..
— Знали бы вы, как я от этого устал… — тан Анлетти закрыл ладонями лицо и тяжело вздохнул. — Я шесть раз был женат. Число моих бастардов перевалило за сотню. Ни одна любовница не ушла обиженной. И всё равно, сколько бы времени ни проходило, больше всего людей интересует спал я с Гардаларом или нет. Боги! — Он хлопнул себя по коленям. — Да он почти двадцать лет назад надел мне на палец это дурацкое кольцо! Как только я… Когда моё тело изменилось, мы сразу расстались. Так почему?! Почему все убеждены, что до сих пор я в него влюблён?!
— Мм… когда вам недостаёт спокойствия, вы вертите кольцо на пальце.
Их глаза ненадолго встретились — и тан Анлетти первым отвёл взгляд. Его лицо стало задумчивым.
— Когда смотрю на кольцо, я вспоминаю вашего отца. Это правда. Но единственное, что я при этом испытываю, это вину и бессилие… — произнёс он тихо. — Не так важно, кто ударил Гардалара в спину. Плевать, что это произошло по приказу Джерисара Второго. В его смерти виновен именно я.
Талиан невольно подался вперёд, но тут же отпрянул, опалённый жаром костра. Что значит, по приказу Джерисара II?! Как здесь замешан правитель Гердеина? Неужели тан Анлетти нашёл настоящего убийцу? Или… с самого начала знал, кто стоит за покушением?
— Почему… Почему вы так говорите?
— Потому что всё началось с меня. Тогда… девятнадцать лет назад… я сбежал от Гардалара. Не нашёл в себе силы ему признаться, что превратился в мужчину, и просто оставил записку. А чтобы не встречаться с ним как можно дольше, напросился послом в Гердеин. Думал тогда, моё гердеинское происхождение сослужит империи хорошую службу. Думал, стану мостом между двумя странами… Дурак! Какой же я был тогда дура-а-ак…
Тан Анлетти с силой зажмурился, продержался так пару мгновений, напряжённый до звона, как перетянутая тетива, затем протяжно выдохнул и весь сник: понуро опустились плечи, спина сгорбилась, волосы волной обрушились вниз, скрывая лицо, и доставали теперь до колен.
— Это сейчас я знаю сто и один способ мирно решить ту ситуацию, а тогда… Мне было четырнадцать, и мой мир в одночасье рухнул…
— Почему вы ничего не рассказали отцу? Он бы вас не убил.
— Есть вещи похуже смерти.
— И всё-таки почему?
Дрова прогорели, и Талиан подкинул в костёр новых поленьев. Сложно было слушать и не осуждать вслух, ведь Анлетти поступил как трус, но… Он это и сам уже понял, наверное.
— Когда я прибыл в Гердеин ко двору Джерисара Первого, сказал всем, что родители прятали меня от дурного глаза и злых духов, обряжая в женскую одежду — и мне поверили. Простое объяснение, даже если оно насквозь лживое, имеет большую силу, чем сложное. Понимаете?..
Талиан промолчал, и тан Анлетти продолжил:
— Я должен был заставить Гардалара поверить в чудо, и я сбежал, когда понял: он не поверит. Или поверит, но от своей любви не отступится, и тогда я… тогда мы…
Мужчина прокашлялся, а когда заговорил вновь, голос звучал ровно и сухо:
— В Гердеине я женился, у меня родился сын. Я помню его годовалым ребёнком, а ему скоро уже будет семнадцать… Его жена ждёт ребёнка, и если я всё подсчитал правильно, к началу Распутицы** уже стану дедушкой.