— Мм… И как всё это относится к убийце отца? — спросил Талиан, зная, что в ответ получит что-то вроде «Не перебивайте меня», «Что за дурная манера — перебивать?» или «Вы куда-то торопитесь?».
Но тан Анлетти его удивил.
— Когда мы познакомились, Джерисар-младший был восьмым претендентом на гердеинский престол. Сын морнийской наложницы, златокудрый и синеглазый, он напоминал мне о покинутом доме, а я ему — о его отце. Мы с покойным дядей оказались на удивление похожи внешне.
После этой фразы Талиан вдруг задумался над тем, сколько в тане Анлетти от гердеинцев. У него была смуглая, карамельного оттенка кожа и волнистые тёмно-каштановые волосы с глубоким медным отливом. У большинства же встреченных Талианом зенифцев из Третьей армии головы были светло-коричневыми, по цвету ближе к лесному ореху, а иногда и вовсе рыжеватые, и они чистым золотом блестели на солнце. Да и кожа казалась не в пример более бледной.
Талиан мучительно пытался вспомнить, как выглядел его учитель-гердеинец, когда был моложе, но память раз за разом подсовывала образ седого загорелого мужчины. А других гердеинцев он не видел.
— Волосы и кожа достались вам от матери? Или от отца?
— От матери. От неё же у меня и глаза. — Тан Анлетти выдохнул, зачесал пальцами волосы на затылок и сел прямо. — Мы много времени проводили с Джерисаром вместе. Я нашёл в нём родственную душу и однажды, напившись, проболтался о магии. У Джерисара был дар к воздушной стихии, и я сдуру научил его тушить по щелчку пальцев огоньки свечей. Простенькое волшебство. Тогда это казалось мне забавным. Я говорил себе: что может изменить такая малость? Но оказалось — всё. Всё может изменить.
Золотисто-зелёные глаза остановились на Талиане, и под их тяжёлым взглядом он сглотнул.
— За три года Джерисар убил семерых старших братьев, а следом — отца, и занял престол. Он уверовал в свою избранность. Ему нужен был титул, чтобы магия вошла в полную силу. И, залив дворец кровью родных, он его получил… свой титул.
Талиан хорошо знал историю — не только древнюю, но и события последних лет, — и кое-что заставило его нахмуриться.
— Но вы ведь вернулись в Морнийскую империю годом раньше?
— Да… передо мной тогда было два пути: я мог вернуться как Тёмный тан, а мог остаться как Главный советник Джерисаров — старшего и младшего. Мог жить в стране отца, мог жить в стране матери. Мог столкнуться с прошлым лицом к лицу, а мог остаться с сыном и женой и обо всём забыть. Начать с чистого листа.
Лицо тана Анлетти оставалось невозмутимым, и Талиан перевёл взгляд на руки: именно они всегда выдавали хозяина. В этот раз ладони лежали на коленях неподвижно, как крылья подстреленной птицы.
— Когда сбегал в Гердеин, было больно. Душа истекала кровью. Когда возвращался обратно, было страшно. Страшно, как никогда в жизни: ни до, ни после. Моя судьба менялась у меня на глазах. Только я решал, как быть и кем быть.
— И вы выбрали моего отца… — полувопросительно пробормотал Талиан, поёжившись от холода, и закинул в костёр остатки заготовленных дров.
— Скажите, что главное в дружбе? Доверие, поддержка или уважение?
Талиан на мгновение задумался, но почему-то при воспоминаниях о Зюджесе в голову полезли всякие глупости.
— Я думаю… в дружбе главное… юмор. Да, друзья должны уметь развеселить друг друга и в тяжёлую минуту поддержать.
Тан Анлетти изобразил на лице что-то похожее на улыбку.
— Преданность. Вот, что главное. Только преданный человек может стать хорошим другом.
— Так вы вер…
— Я не мог бросить Гардалара в беде! Не мог! Как представил, что пока я буду обнимать жену, держа сына на коленях, он будет медленно сходить с ума, по частям растрачивая человечность… — оборвав мысль, тан Анлетти перескочил на другую. — Тот мальчишка, наследник тана Тувалора, вам дорог? Когда он вызвался добровольцем, я решил, что он хочет талантам Нураиды противопоставить магию, а это оказалась обычная мальчишеская дурость.
Ещё в Уйгарде, когда он поднимал с земли доску или сдвигал в сторону копну сена, Талиан часто наблюдал, как разноцветные ящерки разбегались из-под них в считаные мгновения.
Так и у него в голове разом появился десяток вопросов — Как тан Анлетти узнал, что Демион вызвался добровольцем? Наблюдал ли он поединок с самого начала или подошёл позже? Или, может, у него есть способность видеть на расстоянии? — но все они быстро исчезли, и вдруг стало пусто.
Это был первый раз, когда тан Анлетти его перебил.
Да-да, тот самый Анлетти, который терпеть не мог, когда его длинные и обстоятельные речи обрывают на полуслове, и сам всё терпеливо дослушивал до конца — и вдруг перебил? Не потому ли, что не хотел называть причину, из-за которой вернулся?