— Потихоньку начинайте тянуть за свои нити, забирая у поверхности воды тепло.
— Просто тянуть?
— Да.
Собрав в кулак торчащие из солнечного сплетения нити, Талиан несильно их дёрнул. Руку словно обожгло огнём. Нити натянулись, загудели и вдруг потяжелели все и сразу — не удержать! Он обернул их вокруг руки и, не желая сдаваться, потянул сильнее.
— Не прилагайте усилий. Лучше расслабьтесь и подождите.
Ждать? Но чего?
Талиан сосредоточенно кивнул, словно бы соглашаясь, и упрямо продолжил тянуть. Гудение усилилось, стало низким, как будто рассерженным. Нити раздались в объёме, заискрились — и внутрь круга живым огнём хлынуло тепло.
Он весь взмок, а смог поджечь лишь одну искру. Вспыхнув золотом, она тревожно замерцала в центре круга. Одна — одинёшенька в сгустившейся тьме.
Со временем правая рука онемела от боли и отнялась, будто не своя. Талиан больше не чувствовал, где кончается тело, а где начинаются нити. У него словно появилось огромное, исполинских размеров крыло, в котором болезненно трепетали все до последнего пёрышки.
Пот градом катился со лба. Тан Анлетти держал его за руку, до хруста стискивая пальцы, но даже это помогало слабо.
Зато крохотная искорка на глазах увеличилась до размеров яйца. Она крутилась, наматывая на себя отливающие рыжим и голубым языки пламени, а после впитывала их — и разрасталась ещё больше.
— Расслабьтесь. Отдайтесь потоку. Пока вы напряжены, тело будет страдать от боли.
Шумно выдохнув, Талиан честно попробовал расслабиться, но сказать было в тысячу раз проще, чем сделать.
С нитей внутрь круга перетекали языки пламени и, подчиняясь общему потоку, начинали лениво кружиться, пока постепенно не сжимались в пульсирующий клубок. От красоты перехватывало дух, но расползающийся в стороны жар давно превратил лицо в застывшую маску. Сухое жжение медленно, но верно выедало глаза.
Талиан зажмурился и отвернулся, больше не в силах смотреть.
Надетая на нём парадная мантия нагрелась и на каждое движение отзывалась теперь ломким хрустом. И ладно бы только мантия! Голову охватывал тяжёлый императорский венец…
С нарастающим внутри истеричным хохотом Талиан гадал, что случится раньше? Оплывёт, расплавившись, золото или волосы вспыхнут, как пучок сухой соломы?
Всё было настолько реально и зримо, будто он стоял у огромного костра — ещё не загоревшись сам, но уже впитав кожей гибельное дыхание пламени.
«Оба рукава реки промёрзли на полтора локтя вглубь. Этого достаточно»
«Талиан! Ты меня слышишь? Остановись! Не надо больше тянуть из воды силу»
Он послушно выпустил нити и отступил на шаг. Закрытые веки не спасали от огромного светящегося огненного шара — сжатая до предела, концентрированная сила стремилась вырваться наружу и жгла, жаля тысячами игл, открытые участки кожи на руках и на лице.
Даже воздух обернулся раскалённым пламенем, и стало нечем дышать.
Тело болело настолько, что Талиан перестал его чувствовать.
В висках бился в истерике обезумевший голос — его собственный голос, — то надсадно всхлипывая, то в горячке уговаривая бежать. Только ноги не двигались. Да у него и не было ног. Талиан висел, парализованный, в воздухе и смотрел сквозь красноту сомкнутых век на бушующее пламя.
Красота стихии завораживала.
Стоя в шаге от гибели, Талиан с непонятным самому спокойствием созерцал её буйство: где-то на задворках сознания пряталась мысль, что бежать всё равно уже поздно.
На мгновение огонь опал, словно притух под ветром, а из левой руки выскользнули чужие пальцы — это тан Анлетти шагнул вперёд, застывая в пламени чёрной тенью, точно лампадный фитиль. Двадцать тысяч невесомых нитей натянулись, нетерпеливо зашелестели, вспыхнули голубым, и сила хлынула вниз, уносясь к выстроившемуся для атаки войску.
Но раньше, чем это случилось, тишину разорвал хриплый вопль.
Талиан зажал уши руками, съёживаясь в комок — ревущий от боли голос хлестал по щекам сильнее пощёчин. В груди, в районе солнечного сплетения, одновременно жгло, кололо и резало. Тело стало неподъёмным — к рукам и ногам словно привязали по тяжеленной глыбе, — а горло сковало удушьем.
И лишь с запозданием, будто преодолевая толщу воды, в голову втиснулась мысль, что вся эта боль — не его.
Взгляд метнулся к фигуре в огне. Старый и опытный, да?
Талиан стиснул зубы и попытался встать. Тело тут же увело в сторону. Ослабевшие ноги не держали, хотя их тут и не было, но выглядело всё именно так: будто Талиан пытается встать и, не сделав и шага, падает.
Плюнув на это гиблое дело, он грязно выругался.