— У нас почти не осталось времени. Если придётся ждать, пока Демион очнётся и достаточно восстановится, мы застрянем на этом берегу дня на три. А войско ушло налегке. У солдат нет даже котелков, чтобы набрать и накипятить воды, — голос тана Анлетти стал жёстким. — Так что, мой император, забудьте о потерянных обозах. Если мы с вами сегодня не справимся, потеряем людей. Не сотню и не две — они слягут от истощения, отравления или болезней тысячами.
Талиан кивнул и встал рядом, неосторожно задев тана Анлетти плечом.
Река в этом месте текла широко. До противоположного берега, терявшегося за пеленой дождя, навскидку было шагов семьдесят — восемьдесят. Обозы выстроились в ряд по двадцать штук и по одному стали переезжать реку. Когда первый добирался до середины, от берега отъезжал второй, потом третий и так вплоть до двадцатого.
Возницы торопились на противоположный берег, но не в подземные чертоги. Никто не хотел провалиться под лёд и в неурочный срок встретиться с Рагелией, поэтому двигались медленно и осторожно, даже слишком.
Когда за полчаса через реку перебралось всего двадцать девять обозов, тан Анлетти приказал остальным рассчитаться на четыре. Первые номера выезжали одновременно, следом за ними вторые — и так до четвёртого номера. Интервал сократился, и теперь на льду находилось одновременно от шести до двенадцати обозов, идущих друг с другом параллельно.
За следующие полчаса число обозов на другом берегу реки увеличилось на сто семьдесят четыре, но и этого было слишком мало. Талиан прикинул в уме: если округлить, то триста пятьдесят обозов в час, следовательно, чтобы переправить оставшиеся, нужно ещё семь часов.
Только раньше напряжение сведёт с ума!
Талиан понятия не имел, как долго продержится ледяная переправа, насколько она прочная и можно ли пустить обозы гуртом.
— Расширьте строй до пятидесяти обозов в линию. Интервал тот же: первым движется каждый четвёртый обоз, вторым следующий за ним номер и так далее, — приказал тан Анлетти, и хвост выдвинулся вперёд, пристраиваясь сбоку.
При таком раскладе реку пересекало примерно восемьсот восемьдесят пять обозов в час. Время на переправу сокращалось с семи до двух с половиной часов. Но есть ли у них эти часы? И что будет, когда лёд начнёт трескаться?
— Расскажите мне про Уйгард, — произнёс тан Анлетти буднично, не поворачивая к нему головы. — Если боги будут к нам милостивы, мы просто хорошенько вымокнем и замёрзнем.
— Почему вы сразу не пустили обозы широким строем?
— То есть ситуацию, когда лёд треснул бы под первым же обозом, вы решили не рассматривать?
Талиан закусил нижнюю губу, досадуя на себя и свою поспешность.
— Сказать по правде, меня это порядком злит. Я не держу ситуацию под контролем. Не знаю, когда лёд треснет и треснет ли вообще.
— Не дёргайтесь попусту. В жизни много ситуаций, когда от вас ничего не зависит. Лучше расслабьтесь и проведите время с пользой. Съешьте вторую миску похлёбки, например.
Сделав глубокий вдох и выдох, чтобы сдержаться, Талиан посмотрел на тана Анлетти — не издевается ли? — но тот казался собранным и спокойным. И, если уж на то пошло, всезнающим, что тоже не прибавляло настроения, правда, по другой причине.
— Знаете… я почему-то уверен: только я отойду, чтобы поесть или поспать, как тут же потребуется моя помощь. Вот наверняка! — произнёс Талиан в сердцах.
— Тогда стойте и будьте готовы действовать. Вдруг это, и правда, на что-то влияет?
И снова по интонациям было непонятно, серьёзен тан Анлетти или шутит. Он стоял рядом и неотрывно смотрел на ползущие по льду обозы. Ни одна живая человеческая эмоция не проступала на хмуром лице.
Ну, разве что, усталость?
Талиан скрестил руки на груди, подумал над тем, что он теряет, и заговорил про лоскутные половики на холодном полу; про узкие щели бойниц с внешней стороны и широкие окна — с другой; про завывания ветра в длинных коридорах; про запах сырой извести, идущий от замазанных трещин на стенах; про бадьи с розгами, которые стояли на каждом углу; про набитую сеном подушку, уткнувшись в которую лицом, переносишься на клеверный луг, и ещё про сотню мелочей, которых ему так не хватало в императорском дворце.
Не то чтобы он соскучился по изношенным половикам, потрескавшимся от времени стенам или порке, но в крепости тана Тувалора в Уйгарде прошло его детство. Талиан мог описать каждую комнату и коридор, всех обитателей с их характером и пристрастиями и даже смену погоды в зависимости от времени года.
В Уйгарде был его дом, и, только проговорив вслух все детали, Талиан понял, как сильно хочет туда вернуться. Снова увидеть Зюджеса, узнать, сын родился у таньи Шарлины или дочка, отобедать всем вместе, сидя за одним большим столом.