деньгами, документами и даже гардеробом.
Добыть квартиру, продовольствие, одежду в Берлине в то время, осенью
1944 года, было нелегко. Но надо сказать, что обер-лейтенант справлялся со
всем этим неплохо. Подполковник Мельтцер был им доволен.
-- Мой Либель в Берлине может все, -- говорил он офицерам абвера.--
Если вам нужны гаванские сигары или подлинный головной убор полинезийского
вождя, он и это достанет! Кроме того, у него огромные связи -- там... -- При
этом Мельтцер делал значительные глаза, указывая в потолок. --Немножко
легкомыслен. Да это и понятно: старый холостяк, со странностями. Но
абсолютно преданный и знающий человек. Между прочим, он рисует -- и совсем
недурно, -- я видел несколько его картин. Наверное, их хватило бы на
небольшую выставку.
Вот с этих-то картин и начался конфликт Либеля с Иоахимом Клетцем.
Вскоре после появления оберштурмбаннфюрера в отделе "Заграница", как-то
вечером он остановил Либеля в коридоре и, явно желая блеснуть знанием личных
дел сотрудников, сказал:
-- Я советую вам, господин Либель, в следующий раз составлять свои
финансовые отчеты менее поспешно. Я понимаю, это скучно, ведь заполнять
отчеты совсем не то, что рисовать картинки. -- Он засмеялся, считая, что
пошутил.
Правда, финансовые отчеты никак не входили в компетенцию
оберштурмбаннфюрера "СД", но "проклятый полицай" лез во все.
Либель помолчал, а затем, когда Клетц кончил смеяться, ответил:
-- Интерес к живописи нисколько не мешает мне нести службу, господин
оберштурмбаннфюрер. Кстати говоря, ею занимаются иногда и великие люди.
Клетц понял: Либель намекал на Гитлера, который в начале своей карьеры
рисовал декорации.
Однако полицейский инспектор был не из тех, кто лезет в карман за
словом.
-- Я хорошо знаю, чем занимаются люди, и великие и рядовые, -- отрубил
он. -- Это моя профессия!
С тех пор оберштурмбаннфюрер, носивший на мундире крест с дубовыми
листьями за карательные экспедиции, не раз в присутствии Либеля заводил
разговоры о "людях, которые не нюхали фронта", и даже о людях, которым
"следовало бы понюхать фронт".
Либель никак не реагировал на эти прозрачные намеки и только про себя
окрестил оберштурмбаннфюрера Клетца "чертовым полицаем".
В то утро, когда Либель явился в кабинет Мельтцера, присутствие там
Клетца могло означать, что дело имеет чрезвычайную важность. В руках у
Мельтцера Либель увидел телеграмму.
-- Прошу вас, господин обер-лейтенант, встретить, соблюдая все правила
конспирации, человека, о котором здесь идет речь,--сказал подполковник,
протягивая Либелю телеграмму. -- Поместите его в одной из наших квартир.
Затем доложите мне и... -- Мельтцер сделал паузу, -- оберштурмбаннфюреру
Клетцу. Пароль -- "Циклон":
-- Слушаюсь, господин подполковник, -- ответил Либель. Он взял
телеграмму и собрался было идти, как со своего места грузно поднялся Клетц.
-- Задержитесь на минуту, мой дорогой господин Либель,--сказал он,
подходя к офицеру вплотную.-- Я хотел бы предупредить вас, что человек,
которого вы встретите, вскоре отправится в тыл к русским для выполнения
очень ответственного задания. Кроме того, он фрон-то-вик, -- Клетц
демонстративно подчеркнул это слово. -- Я прошу вас как следует позаботиться
о нем. Не давайте ему повода для жалоб. Доложите сегодня в четырнадцать
часов.
-- Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер, -- выдавил Либель.
Клетц с деланной улыбкой смотрел на него в упор, слегка наклонив вперед
лысеющую голову.
Подымаясь по лестнице из подземного бункера, где помещались в то время
служебные и даже жилые комнаты абвера, он развернул телеграмму. В чей
говорилось, что некий капитан Шварцбрук в 12.00 прибывает экспрессом в
Берлин из Дрездена. Либель взглянул на часы. Было уже девять. Правила
конспирации запрещали встречать агентов на вокзале. Нужно снять капитане с
поезда на последней станции перед Берлином.
Либель заправил свой малолитражный фургончик "оппель" и на полной
скорости выехал к станции Зоссен.
Машина миновала пустынные перекрестки, на несколько минут ее задержала
пробка у опрокинувшегося во время ночной бомбежки трамвая. Да, к осени 1944
года жизнь в Берлине все более походила на кошмарный сон. Огромный город
непрерывно вздрагивал от ударов авиации союзников. Уже целые кварталы лежали
в развалинах. Разбитые витрины и окна, словно подслеповатые глаза, глядели
на улицы, некогда щеголявшие чистотой. На одном из углов, над развалинами
Либель увидел полотнище, на котором коричневыми буквами были выведены слова:
"Мы приветствуем первого строителя Германии -- Адольфа Гитлера", -- это
потрудились сотрудники ведомства пропаганды. "Ну что ж, -- подумал Либель,
-- еще полгода, и этот "строитель" превратит Берлин в груду развалин".
... По сторонам загородного шоссе бежали ряды посаженных по линейке
деревьев. Машина прошла через пригородные поселки, мимо чистых домиков под
крутыми черепичными крышами. Раздумывая о своем, Либель едва не налетел на
полосатый шлагбаум с надписью: "Ремонт. Объезд три километра". Дорога
впереди основательно разбита, это снова следы бомбежки. Времени оставалось в
обрез. Либель дал полный газ. Перед мостом через канал снова остановка.
Заградительный отряд.
-- На ту сторону нельзя, господин обер-лейтенант! -- тревожно
отрапортовал молодой ефрейтор из отряда фольксштурма.
По сторонам шоссе уже стояло с десяток машин, скрытых в тени кустов.
Вдали, за каналом, стелился дым, оттуда доносился грохот зенитных батарей:
-- Какого черта! -- Либель с досадой ударил кулаком по баранке. -- Кто
у вас тут старший, позовите!
Юнец куда-то исчез и вскоре появился со стариком в форме фельдфебеля.
Только что созданные той осенью отряды фольксштурма состояли из призывников
семнадцати и шестидесяти лет. Старик, внимательно прищурив дальнозоркие
глаза, долго разглядывал удостоверение Либеля.
-- Абвер! Он из абвера! -- зашептались стоявшие рядом мальчишки в
солдатской форме.
Наконец старик уразумел, в чем дело, и лихо взял под козырек.
-- Но ведь там, должен вам доложить, господин обер-лейтенант, как вы
сами слышите, налет авиации... На станцию Зоссен... Это весьма опасно!
Либель усмехнулся.
-- На фронте еще опаснее, фельдфебель!
Шлагбаум поднялся, и обер-лейтенант на полном ходу повел машину через
мост. Еще с насыпи он увидел подымавшееся за дымным облаком пламя. Горела
станция, а в полутора километрах от нее (Либель отлично определял на глаз
расстояние), сбавляя скорость, подходил дрезденский экспресс. Свернув с
шоссе, обер-лейтенант повел машину по какой-то лужайке прямо навстречу
поезду. И в этот момент послышался свист бомбы, раздался взрыв. Либель
остановил машину и выскочил из кабины.
Основная часть самолетов -- это были американские тяжелые
бомбардировщики--уже прошла на Берлин. Но два самолета отстали и теперь
атаковали станцию Зоссен и подходящий поезд. Крупнокалиберные пули грохнули
по крышам вагонов.
Оттуда в панике выпрыгивали люди. Обер-лейтенант, не видя и не слыша
ничего вокруг, кинулся к четвертому вагону. С трудом он пробился сквозь
встречную толпу и втиснулся в купе. На диване сидел высокий загорелый
человек в мундире капитана вермахта, одной рукой он прижимал к щеке носовой
платок, другой держал большой черный портфель. Стекло в окне было разбито.