Завод наш был отличный, с крепкими рабочими традициями. Носил он имя М. И. Калинина. И по сей день в механическом цехе стоит станок Всесоюзного старосты с начищенной до блеска медной пластинкой. Мастер Лексин, любивший во всем порядок, часто повторял: "Рабочий - державная фигура в государстве и во всем должен быть на высоте".
Подняв голову, я увидел кареглазого человека невысокого роста, плотного, круглолицего. Незнакомец приветливо улыбался. Поправив густые волосы, зачесанные назад, он поздоровался и задал несколько вопросов: как идут дела, какой у меня разряд, хорошо ли я зарабатываю? Потом уж совсем по-дружески вполголоса спросил:
- А что, вы всегда в таком костюме работаете?
- Да нет, просто спецовку в стирку отдал.
Незнакомец понимающе улыбнулся.
- А хороши нынче белые ночи! Это был С. М. Киров. Таким он запомнился мне на всю жизнь: умным, человечным, простым. Первым нарушил молчание Петр Олимпиев.
- Сыграем в шахматы,- предложил он. Олимпиев понимал толк в этой игре.
- Шахматы развивают тактическое мышление, а для нас, летчиков-истребителей, тактика - первейшее дело, - говорил он.
Петра Олимпиева я знал давно, еще по курсантской жизни в Ленинградском авиационно-техническом училище, в котором он завоевал славу не только любителя-шахматиста, но и прекрасного футболиста, знатока истории и философии, одним словом, всесторонне развитого человека. Друзья любили этого замечательного парня - доброго, смелого, любознательного, неистового спорщика и мечтателя.
- Коля,- тихо проговорил Олимпиев, объявив, что применяет дебют, принесший известность Ботвиннику,- недалеко от Ленинграда наша северо-западная граница.
Партнер, видимо, не знал, как начал свою победную партию Михаил Ботвинник, и поэтому безразлично подвинул первую попавшуюся под руку пешку.
- Да, в случае чего...
- Весь запад в огне, - складывая газету, сказал Савченков. - Ты же знаешь, что фашисты прихлопнули Данию, Норвегию, потом Бельгию, Голландию и Люксембург, вторглись во Францию. Мир накануне взрыва. - Когда Савченков волновался, он заметно окал. - Хлынет, обязательно хлынет на нас фашизм. Такова его звериная сущность. Дело только во времени: либо сегодня, либо завтра. А коли так, надо готовить на него дубину, да потяжелее.
- У нас так и делается, - сказал Петр. - Мы были техниками, стали летчиками. Выигрывают от этого наши Военно-Воздушные Силы? Конечно. Мы едем в Ленинград. Значит, взят курс на усиление авиации на границе. Дальше...
- Подожди, - перебил его Николай. - Ты на каком самолете летал? На "ишаке". Какое на нем установлено оружие? Пулеметы, и притом не очень мощные, как тебе известно. У немцев же модифицированные "мессершмитты", на которых кроме пулеметов смонтированы пушечные установки. Летно-тактические данные "мессершмиттов" лучше, чем у наших И-16. Вот и сравни.
- И сравню, - задорно тряхнул головой Петр. - Ты ведь сам говоришь, что самолеты у них модифицированные. У нас же прошли заводские и войсковые испытания новейшие машины, тоже с пушками и крупнокалиберными пулеметами. Вы их видели.
- А пока в частях все те же "ишаки", и ты, к примеру, не только не умеешь драться с "мессерами", но и не знаешь их как следует, - резко закончил Савченков.
Поезд подходил к Москве. Все начали собираться, и разговор прекратился.
С Курского до Ленинградского вокзала мы доехали на такси, сдали чемоданы в камеру хранения и отправились в метро.
- Девушка, десять билетов до Комсомольской площади, - попросил Николай Савченков и, посмотрев на нас, добавил: - Плачу за всех.
- Пожалуйста, - лукаво ответила кассирша и рассмеялась. - Только ехать, товарищ лейтенант, никуда не надо. Комсомольская площадь здесь.
Николай смутился.
- А что же мне делать с билетами? - спросил он.
- Я вижу, вы не знаете Москвы, - сказала девушка. - Поезжайте до центра, посмотрите Красную площадь.
Савченков благодарно кивнул.
- За мной, орлы! - И он побежал вниз, к поездам.
Но мы держались Василия Нечаева, который бывал не только на Красной площади, но и в Кремле, где Михаил Иванович Калинин вручил ему орден Ленина и Золотую Звезду Героя.
- Дворцы, а не станции, - восхищенно произнес Олимпиев. - Сказка, мечта!
На выходе мы услышали бойкие голоса:
- Цветы! Покупайте цветы! Майские цветы! Купим, ребята? - спросил Савченков.
- Давай!
Мы окружили уже немолодую продавщицу и стали выбирать цветы. Она улыбалась, нахваливала букеты, одаривала нас комплиментами, но деньги все-таки пересчитывала. А когда очередь дошла до Нечаева, женщина растерялась, уронила и цветы и деньги. Мы бросились подбирать. Она стояла, удивленно смотрела на Василия и беззвучно шевелила губами. Потом тихо сказала:
- Не надо денег, голубчики вы мои. А цветы возьмите. Ну пожалуйста, уважьте!
Как мы ни отказывались, хозяйка настояла на своем.
- Берите, берите, у меня этих цветов полно. Ах, голубчики вы мои, голубчики, - растроганно повторяла она, не отводя взгляда от Василия.
Когда мы были уже на площади, Савченков подмигнул Нечаеву:
- С тобой ходить выгодно: голубчиками называют, цветы дарят.
Мавзолей был закрыт, и мы пошли вдоль Кремлевской стены. У мемориальной доски Чкалову возложили цветы - дань уважения великому летчику. Потом издали любовались дворцами, соборами, башнями - бессмертными творениями русских мастеров.
Неповторимый перезвон курантов, торжественно замершие часовые у входа в священный Мавзолей, стройные серебристые ели, мраморные плиты и даже брусчатка - все наполняло душу необъяснимой приподнятостью, рождало чувство нераздельности со страной и ответственности за все и вся.
Словно беспокоясь о том, чтобы не расплескать этих ощущении, мы возвращались на вокзал молча
А через час скорый поезд уже мчал нас в Ленинград, к берегам Янтарного моря.
Глава вторая. Взорванный рассвет
Я и несколько моих товарищей получили назначение в истребительный авиационный полк ПВО и были очень довольны. К тому же наш аэродром от города отделяло несколько десятков километров. "В любое воскресенье, - думал я, можно съездить к семье - к Анне и шестилетнему сынишке Жене, да и к родителям заглянуть тоже". Но нас вскоре направили на курсы командиров звеньев.
Авиаторы жили в лесу, по-лагерному. Аккуратные ряды больших брезентовых палаток, широкие дорожки, посыпанные песком, деревянные грибки для часовых.
Принял нас начальник курсов, невысокий, плотного сложения капитан Евгений Евгеньевич Банщиков. Пожимая нам руку, он внимательно, изучающе оглядывал каждого.
- На каких самолетах летали?
- На "ишаках"...
- Зачем же так унизительно? - поморщился Банщиков.- И-16 хорошая машина. Валерий Павлович Чкалов - заметьте, сам Чкалов! - отзывался об этом самолете как о первоклассном истребителе. В Испании, на Халхин-Голе, на Хасане наш "ястребок" выдержал испытание боем. А вы говорите - "ишак". Кстати, вам и здесь предстоит летать на И-16, так что прошу любить и жаловать. Но сначала придется проверить ваши знания, позаниматься наземной подготовкой.
В тот же день нас познакомили с инструктором - старшим лейтенантом Николаем Котловым. Он посмотрел наши летные книжки, полистал личные дела.
- Да, маловато вы летали на боевых самолетах... Ну что ж, придется поднажать.
Летное поле было неподалеку от палаточного городка.
- Вот наша стоянка,- с гордостью произнес Котлов.
Здесь царил образцовый порядок. Самолеты, темно-зеленые сверху и голубые снизу, стояли на аккуратно очерченных белыми линиями площадках. Винты всех машин были в горизонтальном положении, колеса упирались в тормозные колодки, выкрашенные в ярко-пурпурный цвет, на трубках Пито (воздухоприемники для прибора скорости) были надеты чехлы с красными треугольными флажками.
- Красиво снаружи! - вырвалось у Николая Савченкова.
- Да и внутри, товарищ лейтенант, подходяще,- парировал инструктор.Самолеты только что получили с завода. Двигатель с форсажем. Слышали о таком? Включаешь его - и мощность мотора, а стало быть, и скорость самолета резко увеличиваются. Вот какая это штука!