Инстинкт самосохранения толкнул меня к вопросу:
— Вадик может тебя хватиться.
— Значит, сделаем все быстро. — свою решимость Оля подкрепила моим раздеванием. — Я тебя выгородила, ты мне обязан. Долг платежом красен.
— Слушай, мне как-то не по себе, — я произвел последний перед "сдачей крепости" холостой выстрел.
— Не надо слов, я самостоятельная девушка. Он просто мой спонсор. Каждый получает то, что ему надо. Все довольны, а я больше всех.
В полумраке гостиной, увешенной бархатными шторами, страсть нашла себе уютное пристанище, хотя, что для страсти место — лишь бы человек был хороший. Мои пальцы непроизвольно щупали голубоглазую красотку, а душа проваливалась в дурманящую негу пленительного искушения. Руки скользили по изящным изгибам ее ухоженного тела, инстинктивно следуя по уже проторенной другими мужчинами трассе от тонких щиколоток ее породистых ножек, минуя трамплины из острых коленок, прямо к мягким холмам и манящим дюнам ее идеальной фигуры. Ее кожа источала легкий аромат жасмина и испаряла чистоту, ее продолговатые ноготки, увенчанные белыми штришками французского маникюра, нежно царапали мою спину, из ее рта веяло молочным привкусом здоровой юности. Слабые поползновения разума сделать остановку мигом растаяли под воздействием желания обладать красивейшей из женщин. В ней не было изъяна. Наверное, похожее чувство испытывал царь Соломон, когда прикасался с царице Савской. В эти мгновения реальность смешивается с грезами, превращая воздух в эфир, вдыхая который умники становятся глупцами…
Все произошло. Она оделась так же быстро, с такой деловитой уверенностью, с какой приволокла сюда меня. От нее веяло спокойствием и силой, и казалось, ничто не сможет разрушить этой надменной позиции признанного совершенства. А я… Я стал слабее, ибо теперь знал наверняка, что есть на свете соблазн, который сильнее меня. Она выскочила из гостиной, выдав на последок:
— Я в шатер. Появишься там минут через десять, не раньше. Не забудь застегнуться на все пуговицы…
Одиночество понемногу привело меня в чувство. Я скрупулезно выполнил приказ соблазнительницы застегнуться на все пуговицы, поправился и ровно через десять минут вышел наружу с тыльной стороны господского дома. Меня удивила несвойственная праздничной атмосфере гробовая тишина. Я шел по вымощенной речным булыжником аллейке, приближаясь к шатру и не подозревая, что до кардинального изменения моей непутевой, в чем-то даже бесшабашной жизни остаются считанные десятки метров.
* * *
Когда я дошел до сборища гостей, мне стало ясно — я попал вовсе не из-за того, что не перестраховался насчет «Камеди». Теперь мое положение было намного серьезнее, в том смысле, что только теперь его можно было без преувеличения назвать безнадежным. Все, что произошло со мной и именинницей десятью минутами раньше в каминном зале с потолочным гобеленом, стало достоянием гласности — сюжет без купюр транслировался на огромном проекционном экране, вмонтированном в сцену, и гости с суровыми лицами возмущенно комментировали реплики пассии Вадика и мои неловкие движения. Причем оправдываться было бесполезно — настолько очевидным выглядело предательство. В голове зашевелились панические мысли бывшего легкоатлета, побуждающие к немедленному бегству, но они отступили под воздействием элементарной гордости и опасений за девушку, так необдуманно окунувшую меня в скоропалительный рай… или неосознанно утопившую в бурлящих водах греха? Волна надвигалась на меня, словно на персонаж "Всемирного потопа", не взирая на запоздалые стоны и бесполезные мольбы. В одну секунду я ощутил себя героем старого гобелена. На мгновение мне стало легче, так как превращение из человека в картину как способ спасения в момент беспорядочной работы мозга не выглядело невероятным. Просто других путей отхода уже не было — вооруженные охранники господина Гараева все до единого смотрели на меня.
Казалось, с минуты на минуту все взорвется. Да, все поглядывали на меня, как на мишень. Я же в эти растянувшиеся до пределов бесконечности секунды искал взглядом Олю, в глубине души надеясь, что ее способность находить решение даже в явно проигрышной ситуации проявится чудеснейшим образом и сейчас.
Сначала я увидел Вадима. Он отрешенно взирал на экран, и совсем не смотрел на меня. Рядом с ним на коленях сидела Оля. Вся левая сторона ее лица распухла как взмокший беляш. Из ее губы струилась кровь. Рядом валялся костыль-канадка, видимо, этим инвалидным приспособлением Оля и получила удар. После окончания теле-версии настольного секса под гобеленом она начала слезно выть и ползать у ног олигарха, вымаливая прощение и выкрикивая взаимоисключающие фразы типа "Ты меня именно такую полюбил!" и "Я больше не буду!". Моя надежда на непобедимость блондинки в миг исчезла, она была обычной женщиной: капризной, слабой и глупой. Да, это была не Жанна Д'Арк, что означало только одно — сейчас виноватым будут делать меня. Почему? Я оглянулся — крайних больше не было.
Сразу после «кинопремьеры» Вадик подкатил ко мне, нарядному как денди, но испуганному как воробей, и плюнул мне в лицо. Не дожидаясь, когда я вытрусь своим салатовым, старательно подобранным в тон галстуку платком, он ткнул указательным пальцем в сторону девушки и скомандовал своим телохранителям:
— Тащите эту суку в каминный зал. Снимем там вторую серию с участием массовки!
Олю, так и не вставшую с колен, поволокли в направлении замка. Ее тащили за волосы, словно неодушевленную чушку, а она безропотно повиновалась и уже не издавала ни звука, потеряв последнюю надежду на великодушие своего благодетеля и смирившись с незавидной участью безропотной твари.
— Давайте, давайте, все, кто свободен от предрассудков! Все, женатые, холостые, вперед, в замок! Возьмите эту блядь на столе. Там ей комфортнее, чем на водяном матрасе моей спальни. Вместо хора Пятницкого она получит хор Вадима Гараева, рогоносца, который вместо благодарности поимел еще одно разочарование в этой гребаной жизни. И найдите мне цирюльника — пусть обскубает эту нимфоманку под лишайного бобрика. Так поступали с немецкими шлюхами после освобождения от оккупации. Пусть сделает из нее Шанет О'Коннор! А вместо микрофона всуньте в ее бездонную глотку то, что ей нравится больше всего, чтоб она подавилась!!!
— Вадим, она же тебе не супруга! — не поверите, но это была моя реплика. Мои уста исторгли ее машинально, без всякой надежды на внимание к моей скромной персоне. Мне все еще было страшно за себя, но при виде, что кому-то в данный момент еще хуже, я как-то собрался с духом и выбрал возможно не самый подходящий момент для дискуссии.
Непримиримая процессия не остановилась, но Вадик снова обратил на меня внимание.
— Чо ты вякнул? — поинтересовался он.
— С чего ты взял, что она обязана быть тебе верной, — осмелел я, — Она тебе вовсе не жена…
— Стойте! — крикнул Гараев удаляющейся стае своих шестерок, — Тут один урод чем-то не доволен. Надо разобраться.
В этот момент ко мне неожиданно подскочил кто-то из фанатов Вадика и двинул локтем в солнечное сплетение. Я потерял сознание и рухнул на землю, правда, очнулся спустя пару секунд. Драться против больших дядей Гараева — бывших спецназовцев и чеченских боевиков — было бесполезно, любой из них, не смотря на всю мою резвость и прыть несостоявшегося легкоатлета, мог утрамбовать меня в асфальт без помощи катка. Меня спасало только то, что в близлежащих окрестностях не велись дорожно-строительные работы, однако, я прекрасно осознавал — по желанию Гараева асфальт могут проложить и поверх булыжника на Красной площади. Возможно, у страха глаза велики, но в этот момент я был уверен, что Бог меня не услышит, а с правой рукой мэра Москвы по строительству господином Ресиным Гараев наверняка договорится гораздо быстрее меня. Это я к мысли об асфальте на главной площади страны.