Видно, и та правда, что напечатана в наших учебниках, и те слова, что написаны в школьных тетрадках, страшили фашистов.
Ребята пошли дальше. Не сделали они и пяти шагов, как Валя больно стиснул Гришину руку. Впереди, на картофельном поле, что-то шевелилось.
— Часовой. И один. Вот здо́рово!
Валя потянул Гришу за руку, и они тихо, чуть слышно ступая, стали отходить назад.
Минут через пятнадцать они уже были на противоположном конце лощины, там, где ожидали их разведчики.
А еще через час капитан Сергеев допрашивал взятого в плен немца. По документам и письмам, отобранным у солдата, было установлено, какая часть расположилась в Селезневке и откуда она прибыла. Пришлось и пленному развязать язык. Он рассказал о противотанковых пушках, спрятанных в лесу, и о складе боеприпасов.
Пленного увели в штаб.
Капитан Сергеев поставил на стол большую миску с горячими щами и тарелку соленых огурцов.
— Ну вот, кушайте, — сказал он ребятам, — а потом спать.
Уже светало, когда ребятишки, прижавшись друг к другу, крепко уснули под кустом на мягком мху. Они не проснулись даже, когда вновь заухали наши гаубицы, и не видели, как в роще за школьным двором, усеянным обрывками учебников и тетрадей, вспыхнуло зарево. Кругом разносился гул. Это горел подожженный нашей артиллерией немецкий склад боеприпасов.
С „ПРАВДОЙ“
Самолет летел высоко-высоко, гул мотора еле доносился до земли. На этом участке фронта стояла необычная тишина, особенно необычная после сильной артиллерийской дуэли, разыгравшейся с вечера. Самолет кружил настойчиво — видно, именно это место он и искал. Наконец он стал снижаться. Белый веер распустился за хвостом, и на зелень стали падать белые бумажки. Ветром несло их далеко на запад, они легли на льняное поле, и в густой орешник, и в заросли на берегу реки. А у самой земли порыв ветра отнес стаю бумажек на восточный берег. Здесь они и остались лежать в густой траве, и роса пропитала их насквозь.
Вот такой мокрый лист бумаги и нашла рано утром недалеко от своего дома Оля Гречихина, ученица шестого класса.
Наверху листа большими буквами было написано: „Die Wahrheit“.
„Правда“, мысленно перевела Оля.
Внизу на снимке она увидела разбитый самолет со знаком свастики.
„Значит, наша газета, — решила Оля. — Ой, она, наверное, для немцев, а упала к нам. Вот неудача!“
Потом Оля разобрала заголовки: „Письма из дому“, „Правда о фашистских вожаках“… — и подумала, как важно, чтобы немецкие солдаты там, по ту сторону реки, узнали всю эту правду.
Вечером она поделилась своими мыслями с подругами.
— Тут самолет листовки разбрасывал, газеты. Много к нам залетело. Много, наверное, в речку упало и в болоте застряло. А что, если их прямо немцам раздавать?
— То есть как это раздавать? — удивились девочки.
— Ну вот, я возьму немного газет, листовок, на ту сторону пойду и там рассую.
— Ну, а если поймают немцы?
— Скажу, что к тетке шла, там тетка у меня.
— А если листовки найдут?
— Не найдут! Я уже думала. Мы, как Ленин прятал, спрячем.
— То есть как „как Ленин“?
— А помните, нам читали? У Ленина чемодан был, там два дна, под одно он газеты клал и так провозил, и жандармы не могли найти.
— Ты что же, с чемоданом пойдешь?
— Зачем с чемоданом? Вот у нас для ягод корзинки плетеные есть. Мы туда еще одно дно вплетем, вставим, сверху ягод насыплем, а под дно газеты, листовки…
Так и решили. Для начала Оля пошла одна.
Лесная дорожка петляла и кружилась. С ветки на ветку перепархивали птицы, внизу на земле стлались изрезанные, в зубчиках, листья. Под каждым листом скрывались две, три, а то и четыре ягоды. Земляники в этом году уродилось тьма-тьмущая, а собирать было некому: кто пойдет собирать землянику, когда вокруг то и дело рвутся снаряды!
Оля шла по дорожке, часто нагибалась, собирая крупные ярко-красные ягоды. Уже почти вся корзинка была полна ими. Она шла медленно, напевая какую-то песенку, когда внезапно грубый окрик заставил ее вздрогнуть:
— Wer ist da?
Девочка остановилась, подняла вверх глаза. Из-за куста прямо на нее смотрело дуло автомата. Она ничего не сказала и только показала рукой в сторону деревни.
— Кто есть? — переспросил часовой на ломаном русском языке.
— К тете я, к тете! — сказала Оля, стараясь интонацией передать часовому, куда именно она идет. Для убедительности она еще раз показала рукой на деревню, а потом на корзину: мол, ягоды несу.
Немец оглядел девочку, подумал несколько секунд и потом крикнул: