В стороне, у привинченного к полу железного столба, были прикованы другие пленники. Они сидели на полу, с ужасом наблюдая за тошнотворной картиной, в то время как трое других каннибалов мерзко подшучивали над ними, пиная их в животы носками тяжёлых сапогов. Никто не шевелился. Страх, как холодная грязь, облепил лица, связал члены, заткнул глотки.
Невозможно поверить, что эти твари были когда-то людьми; сейчас у них было больше общего с адскими демонами, чем с обычными добропорядочными гражданами.
— Бабу не троньте, — сказал рябой не отрываясь от разделки мяса.
Голос его звучал вяло, без всякого выражения. Он говорил равнодушно, и здоровяк, только что пнувший мужчину, послушно отступил от девушки.
— Верно, — согласился он. — Одна у нас киса осталась. Молоденькая… Рыженькая… Ну что, стерва, сдюжишь нас всех? Не хныч, паскуда! Будешь жить долго и горячо, я тебе обещаю!
— У нас нет ни малейшего шанса, Джон, — сказал Хэнс, как только человек извивающийся в собственной луже крови перестал двигаться. — Их слишком много. Начнётся перестрелка, и нас убьют.
Каждый из извергов был вооружён старым револьвером и лишь рябой держал при себе новенький винчестер. Вокруг открытое пространство — даже спрятаться негде на случай перестрелки.
— Это точно, — поддакнул Олбрайт.
Он смотрел на происходящее, гадая, правильное ли принял решение. Что бы сделал Биф? Вернулся бы в город за подкреплением или сразу бы ринулся в бой? Потеряет ли он время или поступит безрассудно?
Джон помотал головой, отгоняя эти мысли. Сейчас разведчик не мог позволить себе сомневаться, и это решение казалось ему правильным. Он обязан завладеть ядрами…
— …чего бы это не стоило.
— Чего бы это не стоило, — согласился Хэнс, словно читая мысли друга.
И после этих слов, со скрипом распахнув шлюз, он привлёк к себе внимание каннибалов…
Интерлюдия
Пять лет назад
Где-то в Аляске
В тот день Олбрайт проснулся осознанным и полный решимости совершить задуманный поступок.
Дрова давно истлели, еда кончилась, как и вода. Эта хижина охотника затерянная в лесу стала ему убежищем на несколько дней, а возможно и последним пристанищем.
Прогнал страх, сунул блокнот в заплечный мешок к вещам, отнятым у мертвеца. Открыл двери заброшенной хижины, взял в руки револьвер и двинулся вперёд. Угрюмый и решительный.
Сначала стая тихо привстала с насиженных мест, разбрелась вокруг дома, разделяясь на группки, не спуская взгляда с человека, что так долго заставил себя прождать. А они с лютым голодом ждали момента, вцепится клыками в теплую плоть, рвать когтями, оставить раны мучительной боли.
На лице Олбрайта появилась яростная ухмылка, насылающая свои проклятия. Он едва успел повернуться, отражая ревущую, зубастую пасть.
Волк вцепился в рукав с такой силой, что рука занемела, содрогнувшись. Если б не толщина куртки прокусил бы. Но все равно боль и сила укуса заставили его выронить револьвер. Взревев, Джон достал нож с сапога и ударил, что есть силы, попал в бок, под грудь, загнав острие глубоко.
После, вынул нож и ударил ещё раз, добивая - быстро и милосердно. Волк обмяк - тут же выпустил руку - первый из стаи был побеждён.
Джон поднял револьвер и вновь направил на волков - они подбирались всё ближе.
— Давай! — процедил он сквозь стиснутые зубы.
Но они застыли, словно зная на что способна блестящая штука.
Кипевшая внутри ярость помогла: никогда ещё чувства так не обострялись, двигался почти не думая. Вот ещё один хищник заходит слева. Только собрался в атаку, как револьвер с грохотом выпустил пламя, и пуля врезалась в башку, раздробив череп.
— Майнкрафт оставил последнюю пулю себе! — заорал он. — Но я на вас не пожалею! — топнул яростно ногой. — Прочь! Пошли вон!
Зря.
Внезапно они завыли. Да так, что сердце упало в пятки. Чуть ли не половина рванула в атаку. Яростно брызгая слюной.
Олбрайт выстрелил. Снова попал, но это не помогло.
Один волк схватил в руку, другой в ногу, третий и вовсе норовил вцепиться в лицо. Зубы оскалены, брызгают слюнями. Последний убитый им враг получил ножом прямо в пасть.
Барахтаясь в снегу, они старались порвать его одежду: рвали, кусали, желали впиться зубами в плоть. Он вновь отбил атаку на горло. Почувствовал, как нож входит между исхудавших рёбер...
Но силы покинули его. Джон знал, что над ним нависла злая, желающая крови жестокая смерть. Ударял бессильно, с глазами, обезумевшими от боли и злобы.
Он уже не знал, что происходит и не цеплялся за жизнь. Знал лишь, что не сдался, боролся до конца.
«Какого хрена я вновь отправился на север??»…
***
Тьма плавно расступилась, бережно расстелив перед ним серое пространство. Погибающие снежинки тихо падали вниз, ложились на обледеневшую землю, чтобы отдохнуть. Они осыпали лицо Олбрайта приятной прохладой.
Справа тепло.
Повернув голову, он вздрогнул. Рядом сидел мужчина, облаченный в привычную для северян потертую куртку. Он носил длинные волосы, перехваченные на лбу какой-то повязкой. Хмурое светлое лицо покрывали морщины, а широкий подбородок скрывала длинная борода с проседью.
Мужчина неспешно подбрасывал трут, подкармливая прожорливые языки пламени искрящего костра.
«Не думал, что на том свете продолжает всё болеть,» — первым делом подумал Джон.
Попытался встать, но незнакомец, тут же его остановил.
— Даже не думай, — сказал он суровым и властным голосом, в котором, впрочем, не чувствовалось зла. Всецело увлечённый делом, он всё же как-то почувствовал, что Джон очнулся. — Твоим рукам нужен покой.
Олбрайт взглянул на руки. Под повязкой из рваной ткани жгли раны от укусов. Человек не лгал. Он чувствовал себя просто ужасно.
— Кто ты? — прохрипел Джон, не веря в реальность происходящего.
— Никто. Можешь звать меня — Хэнс. Я здесь, чтобы засвидетельствовать уход эпохи.
— Чт… что ты имеешь ввиду?
Мужчина пожал плечами.
— Разве ты не видишь знаки?
Олбрайт все больше сомневался, что это не сон или… быть может он в бреду? Лежит сейчас где-то в снегу и умирает от холода… Всё будто в тумане.
И этот странный мужик….
— Разве ты здесь не для того, чтобы засвидетельствовать апокалипсис апокалипсиса?
— Я… я не понимаю…
— У меня болит за тебя душа, чужак. Неужели ты так слеп! Когда еще в Июле на юге Аляски было так холодно?
Хэнс поставил рядом с огнём консервную банку, набитую снегом. Принялся толочь разнообразные корешки и травы самодельной ступкой, и из всех ингредиентов Джон узнал лишь плоды шиповника.
Ужасно хотелось встать, но он не хотел перечить незнакомцу, что так доброжелательно отнёсся к нему. Он вообще не хотел проявлять враждебность к первому человеку, встреченному за две недели долгого и одинокого пути. Даже если он сомневался в реальности происходящего.
— Я умер?…
Хэнс внезапно расхохотался. Джон удивленно посмотрел на человека, который ещё секунду назад казался невозмутимым, словно гора. Отсеявшись, Хэнс добродушно посмотрел на него:
— Такие как ты так просто не умирают. У Белого Безмолвия знаешь ли скверное чувство юмора…