— Манюль, притарань какое-нибудь барахлишко, прикрыть нежные плечи бобрихи.
Молодая блатнячка ходившая, похоже, у Кувалды денщиком, кинула Фросе сомнительного вида и чистоты кофту на пуговицах.
Та не церемонясь, быстро облачилась в неё и взглянула на атаманшу.
— Туфли тоже снимать?
— Лопари пока оставь у себя, будет нужда, потребуем.
Ну, колись под какую статью тебе дело шьют?
— Не знаю, мне не говорили.
— Вот, фраерша! В чём тебя обвиняют, хоть знаешь?
— У меня обнаружили в квартире большую сумму денег и много золотых побрякушек.
— И откуда это всё, кого грабанула, видно жирного гуся взяли?
Фрося не знала, как отвечать, что можно говорить, а, что нельзя, допрос тут был сравним тому, который она недавно прошла у следователя.
— Послушай Кувалда, я действительно не знаю ваших порядков, но здесь много ушей, а следствие только началось, не хочу я себя в петлю загонять, скажу только, что обвиняют меня в спекуляции и в не законом хранении крупной суммы денег.
— А ты баба ушлая, на зоне не пропадёшь.
Расторопная Манюля поставила перед ними железные кружки с чаем.
Фрося отхлебнула и сморщилась.
— Что голуба, крепковат наш чаёк?
— Я видела, как пьют чефир, но сама не привычная к нему.
— Похоже, с нашей блатотой была знакома, надо будет с тобой ещё разобраться, подождём вестей с воли.
Манюля, разбавь кипяточком чефирчик дамочке, а то у неё скулы сводит.
Окружившие их блатнячки ехидно рассмеялись, стараясь подсластить атаманше, подобострастно реагируя на её юмор.
Фрося пила чай с неоткуда явившимся печеньем, а глаза у неё, буквально, закрывались, сказывалось напряжение последних двух дней и предыдущая ночь без сна.
— Иди голуба кемарить, как погляжу, ухандохалась.
Фрося натянула на себя жёсткое суконное одеяло и тут же провалилась в глубокий сон.
Глава 75
Фросе показалось, что она только уснула, но вдруг подскочила на нарах от страшной боли в ступнях.
Она инстинктивно дрыгала ногами, потому что пальцы нестерпимо жгло, а на своих нарах от души гоготали блатнячки.
Из этого хора мерзкого смеха больше всего выделялся рогот старой знакомой по КПЗ, дважды уже битой, которая отзывалась на кличку Щепка, видимо, из-за своей кидающейся в глаза худобы.
Из своего угла сквозь смех подала голос Кувалда:
— Ну, что, бобриха, подрыгала лапками, девчонки слегка позабавились, велосипедик тебе устроили, привыкай голуба к нашей жизни.
На шум явился охранник и забарабанил в дверь:
— Соблюдайте после отбоя положенную тишину, в карцер захотели.
Мгновенно все утихли.
Фрося гладила свои сожжённые пальцы на ногах, в глазах закипали слёзы, что ещё её поджидает в этом мире злых нравов и законов.
От боли, обиды и мрачных мыслей она опять не уснула до утра.
Встала с нар, привела себя в относительный порядок и подсела к Насте:
— Настюха, они так со всеми забавляются или решили меня довести до умопомрачения?
— Ах, ты моя горемычная, почитай со всеми вновь пребывающими, это для них, наверное, самая лучшая забава.
Потерпи миленькая, пройдёт ещё парочку денёчков и они от тебя отстанут, найдут новую жертву для своих мерзких развлечений.
Вот поганки, как они твоё личико ногтями располосовали и синяков наставили, за неделю теперь не заживёт.
— Ах, Настенька, морда моя заживёт быстро, а вот душа вряд ли.
— Успокойся солнышко, не терзайся понапрасну, тебе ещё много сил понадобится, телом тебя бог не обидел и душа окрепнет, главное, чтобы не зачерствела, а то посмотри на этих сук, они же вовсе бездушные.
— Ах, Настя, Настюха, выходила я в жизни из разных переделок, выйду и из этой, просто сейчас иду впотьмах по заросшему бурьяном лесу.
Скоро после утреннего чая с куском того же тяжёлого серого хлеба, обитателей камеры стали уводить одну за другой на допрос.
Некоторые женщины уже возвращались обратно в камеру, когда вызвали, наконец, Фросю.
Она в сопровождении охранника проследовала с руками за спиной по гулким коридорам, из-за запертых дверей камер до неё доносились разговоры, смех и шарканье ног.
Никогда она не могла даже подумать, что в их стране столько людей томятся в тюрьмах, а ведь далеко они не все настоящие преступники.
Разве можно страхом исправить злодеев, можно только их ещё больше озлобить, а у нечаянно попавших сюда навсегда искалечить душу и тело.
Так размышляя Фрося даже не заметила, как они подошли к кабинету в котором её поджидал следователь на новый, страшный допрос.