Часа через три, когда сумрак полностью опустился на Таёжный и Андрей вернулся в дом к Аглае, там уже был относительный порядок — полы и посуда вымыты, мебель и тарелки расставлены по своим местам, а по дому распространялся запах куриного бульона.
Андрей огляделся и присвистнул:
— О, мамань, ты хорошо размялась после долгого сиденья в дороге, а я бы сейчас твоего бульончика с удовольствием похлебал бы, а то поминать поминал, а закусывал слабо.
— Присаживайся, сейчас налью.
Надеюсь, пить мы с тобой уже не будем, этим мужиков с того света не вернёшь, а ты пока тебя совсем не развезло, расскажешь, что выяснил.
— Мамунь, а добавить, собственно говоря, к сказанному тётей Аглаей особенно нечего, только детали.
Зарубили их топорами, похоже, спящими возле костра, забрали ружья, раздели и разули, а затем сбросили в какой-то овражек, где их и занесло снегом.
А, тут, вначале апреля снежок стал оседать и пробегавший мимо на лыжах абориген нечаянно заметил убегающего из овражка зверя, заглянул туда, и увидел обглоданную торчащую ногу человека, вот и вся история.
— А кто их?
— Мамань, ведь это тайга, а в ней всякого бандитского люда хватает, готового за провиант, оружие и одёжку сгубить неповинные души.
Глава 25
Андрей нахлебавшись досыта куриным бульоном, буквально осоловел и, махнув матери рукой, чтоб его не окликала, ушёл в некогда детскую комнату, и закрыл за собой дверь.
Фрося осталась одна.
Да, баньку придётся отложить на утро, ни одной же ей мыться.
Ничего, утречком добавит поленьев и котёл загудит быстро, а Аглашка пусть поспит, ей это сейчас необходимо больше всего на свете.
Надо как-то выводить подругу из состояния глубокого горя, иначе она себя окончательно сгубит, пьянка ещё никого до добра не доводила.
Как это сделать, она пока не имела никакого понятия.
Ладно, что тут высиживать, ведь тоже малость выпила, а перед этим была такая тяжёлая изнуряющая дорога.
Она решила посмотреть времянку, в которой прожила почти целый год.
Боже мой, уже прошло после этого восемнадцать лет.
Она несколько раз наезжала в Таёжный к Аглае, но спала только в бывшей детской, где сейчас расположился Андрей.
Фрося вспомнила, как посвятила в свой план с мехами Аглаю и та сразу же с удовольствием откликнулась.
Ведь они с ней так ловко занялись добычей и сбытом пушнины, что это помогло подруге выстроить кооператив в Москве для Лидочки, и, скорей всего, и Наташе немало деньжат перепало.
О себе только Аглая никогда не задумывалась, ведь им с Колей, действительно, здесь для жизни всего вполне хватало.
В принципе, с отъездом Марка, придётся тоже пересмотреть свои взгляды на жизнь.
Ей тоже мало, что в наступившей спокойной жизни теперь понадобится.
Денег и драгоценностей, что она скопила и приобрела, наверное, хватит до конца жизни и ещё детям останется.
И куда ей теперь особо тратиться?!
Сёмка, вот, хочет мотоцикл, так исполнится ему восемнадцать и купит она, эту Яву, а можно и раньше, пусть гоняет, лишь бы с умом.
Нельзя сказать, что она не задумывалась о том, как живёт в основном советский народ, перебивающийся от получки до получки, не имеющий и сотой части из её возможностей, жить в своё удовольствие, не думая о завтрашнем дне.
А, вот, теперь и она задумалась, но не потому, что на неё свалилась нужда, а потому, что над её головой повис меч правосудия.
Хотя вины за собой она не чувствовала, ведь наживались они с Марком на людях, мало думающих о заботах трудящихся.
Даже взять эти меха, что какая-нибудь Манька, работающая на фабрике, думает о собольей шубе или шапке из горностая.
Если они с Марком и щипали этих ворюг и великих коммунистов, так поделом, совесть её не мучила.
Времянка, как ни странно встретила её жилым запахом, надо было только слегка протопить печь, наверное, здесь ночевала прибывшая на похороны папы Лида.
Проснулась Фрося от характерных звуков на улице и сразу же догадалась, подруге было очень плохо, её рвало, выворачивая всю душу наизнанку.
Быстро натянула на себя вчерашние шаровары с футболкой и поспешила во двор.
Аглая стояла у изгороди, согнувшись в три погибели и с надрывом отдавала выпитое, и съеденное накануне.
Фрося набрала в кружку студёной воды и подошла к растерзанной подруге:
— Попей Глашенька, попей водички, я тебе сейчас куриного бульончика разогрею, потом сходим в баньку, попаримся, поболтаем, поплачем, только давай пить пока больше не будем, к чему травить зря кишки, горю этим не поможешь.