Князь с сыном и десятком дружинников под вечер третьего дня до Сосновки всё же добрались.
И князь, и дружинники были в бронях. Подъехав к дому старосты, князь, не слезая с коня, стукнул в ворота рукояткой меча.
Староста, видно ждал, вышел сразу, поклонился князю и ударил в висевшее на столбе у ворот било* принесённым с собой молотком. Гулкие удары были слышны на всю Сосновку и народ начал собираться. Мужики шли с оружием, у кого было, либо с косами. Бабы – с вилами и с вальками. Многие, кроме оружия и кос с вилами, держали в руках колья. Продолжавший мерно бить в било Доброслав Клиныч, - с поклоном указал князю в стороны поляны за околицей, где собирались в Купальскую ночь.
Князь, подъехав к поляне, с удивлением увидел два разгорающихся костра. По всему было понятно, что посадские готовились. Спешившись, князь стал ждать, когда все сосновские, и созывавший на встречу староста соберутся, недовольно поглядывая на небо, темнело.
- Здравствуйте, люди добрые. - Заговорил князь, убедившись, что редкий ручеёк из припозднившихся посадских вовсе иссяк. - Ночь надвигается, не буду долго говорить. Я чаял не позже обеда сюда добраться, в делах ваших судьёй быть. Но мы заплутали, потом на дороге лесной брёвна оказались, пока растащили – вечер собрался. Что за дела недобрые творятся?
Но давайте по порядку. Нашлась ли потерявшаяся девка или её искать надобно?
Из толпы вышла нарядно, как в Купальскую ночь, одетая Злата, поклонилась князю.
- Мирослав свет Доброгневич, рассуди. Падчерица моя, ослушница, тайком сбегла, вещи не дешёвые унесла и почитай месяц где-то пробыла. А когда муж вернулся, живо прибежала, да ложь сказала, будто месяц без памяти в лесной землянке пролежала. Староста наш девку под замок посадил, до суда вашего, в баню, так она баню сожгла, сама спряталась. Я вот только перед приездом вашим узнала, что в бане сгоревшей девки не было! Рассуди, князь.
- Где девка? Привести, – князь приготовился ждать, но Фрося нашлась за спиной старосты, и девушку подвели к князю тётка Сметанка и сам Доброслав Клиныч.
- Ну, говори, пошто озоруешь, против воли матери приёмной пошла, за такое и продать можно!
Третьяк подошёл к дочке, ободряюще кивнул, и Фрося чуть успокоилась, хотя лицо оставалось бледным.
- Правда, княже, я очнулась в лесной землянке третьего дня. Добрая женщина, травница из дальней деревушки, сказала, что нашла меня хворую и присматривала, а когда я выздоровела, вывела к Сосновке, помогла по дороге маслят найти, чтоб не с пустой корзиной возвращаться. Я только дома поняла, что земляники не видно, а малина лесная вся в ягодах стоит. Значит, много времени прошло. Когда я в лес уходила, земляника ещё только поспевать начала. Более ничего не помню.
Обвинять меня в воровстве, - тут Фрося повернулась в сторону Златы, - стыда у вас, нет, маменька. Вас батюшка приёмный в дом привёл женой законной, чтоб у меня мать была. Батюшка дочкам вашим, Красе и Любаве отцом стал, а вы меня, ровно чернавку, работой завалили и приживалкой ругаете. И когда я пропала, искать меня не думали. Светана искать начала, как от прабабушки своей вернулась. Так вы людям сказали, что я в сторону Ловати без вашего дозволения за ягодами ушла. А вы-то меня в другую сторону, на дальнее болото отослали.
- Что скажете, люди, кому я должен верить?
Староста сделал шаг вперед, хотел поклониться, князь раздражённо махнул рукой, - пустое. Если каждый будет сначала кланяться по писанному, мы и к утру не закончим. - повернулся к стоявшим за спиной дружинникам. -Сын, встань рядом, ты сосновских знаешь, помогать мне будешь. - И снова посмотрел на старосту - Говори, Доброслав Клиныч, тебя я знаю.
- В посаде дочку приёмную Третьяка Силача, Фросю, уважают. Работница спорая, рукодельница знатная. И нраву доброго. А вот мачеха её Злата Платовна, мало не со всем посадом переругаться успела. И правду Фрося молвила, работы ей много назначают. И в неправде девицу пока не уличали. Я поспрошал Светану, чернавку из их дома, она говорит что был в доме разговор про болото, а потом её, чернавку то есть, к прабабке отпустили, аж на пять дней, ранее такого никогда не было, хорошо если на целый день разрешали.
Что-то ещё сказать старосте не дала Злата, - как я дочь рощу, не ваша забота. Детей баловать – последнее дело. Вруша она, чернавку нашу подговорила за себя свидетельствовать, как такой верить? А у меня свидетель есть, он подтвердит, что Фроська с корзиной, полной вещей, вовсе даже не к болоту убегала.
Из толпы выскочила красная от волнения Любава и бухнулась на колени перед князем – Дозвольте говорить. Сестрица правду говорит, маменька ей про сморчки и болото говорила, я слышала. Маменька, видать, запамятовала! – девушка, умоляюще посмотрев на князя, встала с колен и, попятившись назад, крепко ухватилась за руку отчима. Её заметно трясло, и на мать Любава смотреть боялась. Третьяк Силыч молча задвинул Любаву за спину, где зарёванную девушку обняла незаметно подошедшая Светана.