Из этакой-то вот страны Ульрик Фредерик отправился на службу ко двору Филиппа Четвертого, и вот здесь его осыпали дарами и почестями, пожаловали грандом Испании и обходились с ним ни мало ни много как с самим доном Хуаном Австрийским, ибо король испанский не преминул в лице Ульрика Фредерика всячески чествовать Фредерика Третьего и, расточая небывалые щедроты и милости, выражал свое сочувствие перемене образа правления в Дании и признание увенчавшихся успехом стремлений короля Фредерика стать, наряду с другими, самодержавным государем. Превознесенный до небес и одурманенный всеми этими почестями, которые совершенно изменили его взгляд на свое собственное значение, Ульрик Фредерик вскоре понял, что поступил непростительно опрометчиво, взяв в супруги дочь заурядного дворянина, а мысли о том, как бы выместить на ней свою же собственную неосмотрительность или, напротив, как бы возвысить Марию, и мысли о том, как бы развестись с ней, пестрыми вихрями налетали одна на другую еще тогда, когда он возвращался на родину. Когда же к этому присоединился суеверный страх, что от Марии исходит угроза его жизни, Ульрик Фредерик решил до поры до времени обходиться с супругой холодно и церемонно, пресекая всякую попытку воскресить былые идиллические отношения.
Фредерик Третий, который отнюдь не был человеком непроницательным, живо подметил, что Ульрик Фредерик не очень-то доволен браком, и разгадал также, в чем тут причина. Поэтому он пользовался каждым удобным случаем, чтобы выдвигать и отличать Марию Груббе, осыпал ее знаками своей милости и благосклонности, думая таким образом возвысить ее в глазах Ульрика Фредерика и благорасположить его к жене. Но проку от этого не вышло. Это лишь помогло окружить избранницу целым полчищем бдительных и завистливых врагов.
В то лето, как, впрочем, бывало часто и прежде, королевская семья жила во Фредериксборге.
Выехали туда и Ульрик Фредерик с Марией, ибо должны были вместе с другими заранее измышлять и придумывать всевозможные празднества и шествия, которым надлежало состояться в сентябре и октябре, когда курфюрст Саксонский прибудет на помолвку с принцессой Анной Софией.
Пока же круг придворных был очень мал, и расшириться он должен был только в конце августа, когда предстояло начаться репетициям балетов и прочих увеселений. Поэтому во Фредериксборге было совсем тихо и каждый проводил время как умел. Ульрик Фредерик пропадал почти каждый день на охоте или на рыбной ловле, король по-прежнему корпел у токарного станка или в лаборатории, которую велел устроить в одной из башенок, а королева с принцессами рукодельничала, готовясь к предстоящему празднеству.
По аллее, ведущей из леса к калитке маленького зверинца, Мария Груббе прогуливалась по утрам.
Была она там и нынче.
Далеко в верхнем конце аллеи горело ее мареновое красное платье, вспыхивая на фоне черноземной дорожки и зеленой листвы.
Мария неторопливо приближалась.
Изящная черная поярковая шляпа без каких-либо украшений, кроме узкой низки жемчуга и блестящего солитера в серебряной оправе на отогнутом кверху поле, еле касалась волос, уложенных тяжелыми и густыми локонами. Гладкий лиф робы сидел в обтяжку, узкие рукава у локтя поднимались буфами и были подбиты шелком телесного цвета, а глубокие разрезы перехвачены перламутровыми аграфами. Оборка из мелкоплетеных кружев прикрывала голые руки. Юбка робы, чуть-чуть волочившаяся назади, с боков была высоко подобрана и спадала спереди округленными складками, оставляя напоказ шелковую исподницу черно-белыми полосами, да такой длины, чтобы как раз можно было разглядеть ножки в черных чулках со стрелками и башмачках с жемчужными пряжками. В руке у нее был веер из лебяжьего и воронова пера.
У самой калитки она остановилась, дохнула на ладонь и подержала ее сперва у одного глаза, потом у другого, затем ощипала ветку и приложила прохладные листья к воспаленным векам, по все равно было видно, что она наплакалась. Потом прошла через калитку, стала подниматься к дворцу, возвратилась и свернула на боковую дорожку. Не успела она исчезнуть меж темно-зелеными буксовыми шпалерами, как вверху аллеи объявилась странная увечная пара: человечек, медленно ковылявший, точно только что встал с одра тяжкой болезни, опирался на какую-то женщину в плаще из старомодной материи и с огромным зеленым козырьком над глазами. Человечку хотелось шагать быстрее, а сил не было. Женщина же все удерживала его, семеня рядом и потихоньку выговаривая ему.