К 24 июня белых остановили. Но напор вражеской конницы и танков в первые дни шел так стремительно, что 13-я оказалась разрезанной Днепром на две части. За Днепром — от Херсона до Никополя — обосновались две дивизии — Латышская и 52-я. Их и возглавил Эйдеман в качестве начальника Правобережной группы. Командовать 13-й армией стал Иероним Уборевич. Главные его силы держались вдоль железнодорожной линии Мелитополь — Александровск. И ему подчинялись группа Эйдемана и конный корпус Городовикова.
Барон рвался к Донбассу, к Александровску. Две недели июля шли ожесточенные бои. Но обе стороны выдохлись, и наступило затишье. Врангель отвел часть своих войск для десантных операций на Кубани. А на левом берегу Днепра оставил против Эйдемана сравнительно слабые войска генерала Слащева.
Врангель не верил в силу Правобережной группы красных — и просчитался. С 6 на 7 августа Эйдеман начал переправу на участке Алешки — Каховка, удачно форсировал Днепр и развил наступление на юго-восток и восток. Слащев побежал, ставя под удар тылы белых войск в Северной Таврии и пути отступления в Крым.
Врангель кинулся исправлять ошибку и обрушил против Эйдемана конный корпус генерала Барбовича. Красная конница попала под сокрушительный фланговый удар и откатилась к Каховке. Но плацдарм на левом берегу Днепра не сдала. Уборевич поручил Д. Карбышеву срочно возводить пояса обороны.
В сентябре Уборевич еще раз попытался отрезать белых от Крыма ударом на Мелитополь и Перекоп. Василий Блюхер со своей 51-й дивизией при поддержке 52-й дивизии почти достиг Мелитополя — до него оставалось двадцать пять верст. Но свежий, сильный заслон Врангеля не дал им развить успех, и они Получили приказ держаться на Каховском плацдарме.
Для обороны этого плацдарма — а он был страшным для белых — в Бериславе, против Каховки, быстро сформировалась 6-я армия под руководством Авксентьевского.
— Уже Авксентьевский там и Карбышев! А мы все тащимся до Москвы! — Михаил Васильевич широким шагом ходил по салону, останавливался у стола, заваленного книгами, делал пометки в блокноте. Подходил к окну, глядел на давно знакомый пейзаж, барабанил пальцами по стеклу. Туркестан был позади. И теперь весь он был в мыслях на полях битвы в Северной Таврии. И ни от кого не скрывал, что его одолевает жажда решительного, смелого дела на юге России.
Ночью он приехал в Кремль. Ленин уже не раз спрашивал о нем.
Сиротинский по свежим следам сделал запись, которая помогает раскрыть отношения Ленина и Фрунзе в те дни.
«Чуть прихрамывая и задыхаясь от волнения, Фрунзе пробежал длинным коридором, потом поднялся по лестнице. Когда он вошел в зал. заседание Совета Труда и Обороны уже заканчивалось. Фрунзе сел на стул в самом конце стола, ближе к дверям. Владимир Ильич что-то читал, делая при этом быстрые заметки в блокноте. Подняв голову, он увидел Фрунзе и молча показал ему на свободный стул неподалеку от себя. Оказавшийся рядом Ф. Э. Дзержинский молча пожал руку Михаилу Васильевичу и передал записку В. И. Ленина.
«Точность для военного человека — высший закон! Почему опоздали?» — писал Ленин.
Ответить на записку Фрунзе не успел. Он даже не заметил, кто выступал, о чем шла речь. Едва выступавший замолчал, Владимир Ильич поднялся, окинул взглядом лица сидевших у стола, словно ища кого-то, и начал говорить о положении на Юге. Речь свою он закончил такими словами:
— …В целях быстрейшей ликвидации чрезвычайной опасности, грозящей нам со стороны Врангеля, предлагаю утвердить командующим Южным фронтом товарища Фрунзе, Михаила Васильевича…»
Вопрос был решен. Перешли к последним делам. Ленин передал через Дзержинского вторую записку Михаилу Васильевичу: «Сейчас закончим заседание. Если не торопитесь и нет других спешных дел, подождите меня».
Это была памятная ночь в жизни большевика Фрунзе: с Лениным он провел ее с глазу на глаз.
Они погуляли в Тайницком садике Кремля. Было свежо и сухо, и пожухшие листья, подогретые днем на солнце, похрустывали под ногами. Погасли огни в Замоскворечье, и совсем затих огромный город. Но Кремль был освещен, и несколько фонарей высвечивали дорожку вдоль лежавшей внизу южной кремлевской стены.
— Вы чем-то огорчены, товарищ Арсений? Я не помню вас таким.
Фрунзе рассказал о передряге на Казанском вокзале.
— Вас хотели скомпрометировать! Что за люди! Я вынесу эту историю на заседание Политбюро. Вы же не падайте духом, партия доверяет вам полностью! — Ленин крепко сжал руку Фрунзе.