— Толпа третий час требует вашего освобождения. Я этого сделать не могу: войска мне не подчиняются, обстановка у ворот серьезная, кровопролития не миновать. Напишите людям: вы ожидаете следствия, содержитесь у меня нормально и не хотите пальбы по вашим товарищам.
Арсений решил, что иного выхода не придумать. Безоружные ткачи тюрьму приступом не возьмут, напрасно погибнут под пулями его друзья, и «при попытке к бегству» его убьют непременно.
Да он и не сомневался, что за стенами тюрьмы идет у властей серьезная возня и Лавров вызвал воинские части. Так оно и было на самом деле. Губернатор Сазонов весь день 24 марта направлял телеграммы в Шую: «Посылаются казаки и пехота, открытый бунт не может быть допущен». «Предложите толпе разойтись. Объясните, что дело будет расследовано. Если не разойдутся, примите меры, указанные циркулярами». Губернатор давал понять Лаврову, что санкционирует расстрел.
Арсений написал на листке бумаги. И вовремя: группа боевиков, в которой были Егор Варанов, уговаривавший вчера Арсения заночевать у него, подступила вплотную к цепи солдат:
— Отдайте Арсения! Долой палачей!
Офицер, еще не получивший приказа стрелять в народ, кидался на боевиков и кричал:
— Назад! Разойдитесь, бога ради! Не доводите до стрельбы!
Но его вмяли в шеренгу. С бледным лицом, с горящими глазами, не зная, как остановить людей, он вдруг решился на крайность и поднял руку. Солдаты вскинули винтовки и щелкнули затворами.
Но из ворот выбежал начальник тюрьмы, держа бумагу над головой:
— Остановитесь! Вот записка от Арсения!
— «Товарищи рабочие! — громко прочитал Егор Варанов. — Я понимаю вас, что вы хотите меня освободить, но учтите одно: если вы пустите в ход оружие, все равно вам не удастся меня освободить, так как жандармерия покончит со мной. Вы же понесете много жертв. Я вам советую поберечь свою революционную энергию для дальнейших боев с самодержавием и капиталом, а сейчас разойтись».
Гимназисты и гимназистки, которые тоже прекратили занятия, потребовали продолжить митинг на Ильинской площади, вызвать Лаврова и получить заверение, что Арсения оставят в Шуе. Большевики поддержали требование молодежи и добились, что Лавров вышел на трибуну.
Исправник, уже подкрепленный сотней казаков из Коврова, говорил дерзко, угрожая расправой. Но когда его освистали, сбавил тон и заверил, что арестованный сегодня не будет отправлен во Владимир.
Демонстранты в своих речах заявили резкий протест против произвола царских властей и договорились собраться на митинг утром 25 марта.
Лавров не солгал: Арсений провел ночь в шуйской тюрьме. Но исправник не спал: он срочно оформлял документы на арестованных, составлял списки найденных документов и определял, какой части и где стоять утром от тюрьмы до вокзала, по пути следования Арсения и Гусева.
Брал Арсения и Гусева пристав 1-го стана коллежский асессор Декаполитов по доносу. Захватил у Арсения два револьвера — маузер и браунинг, два карабина системы «Винчестер», гектограф и 81 прокламацию, напечатанную при захвате лимоновской типографии.
Были подробно переписаны найденные при обыске экземпляры Устава шуйской организации РСДРП, отчеты шуйской партийной группы за январь 1907 года и книги: «Капитал» Маркса, «Пролетариат и крестьянство» Плеханова, «Богатство и труд» Струмилина, «Положение рабочего класса в России» Пажитнова; брошюра «Чего хотят социал-демократы» и протоколы IV (Объединительного) съезда РСДРП.
И в протоколе ареста Лавров написал постановление: «Неизвестного звания человека, назвавшегося Арсением, задержать и вместе со всем найденным по обыску представить на распоряжение»…
У Павла Гусева — крестьянина деревни Баламутовой Шуйского уезда были найдены «две книги нелегального удержания, извещение ЦК социал-демократической партии о тактике по отношению к Государственной думе, программа партии «Народной свободы» и разная переписка».
С каким-то удивлением губернатор Сазонов доносил Столыпину, что «Арсений утром 24-го марта заявил исправнику, что все шуйские фабрики встанут и рабочие придут ему на выручку. Действительно в 10 часов утра 24-го марта 1907 года фабрики (одна за другой) остановились». Значит, Арсений был крупным работником, решил губернатор. И, отмечая служебное рвение пристава Декаполитова, объявил ему благодарность.
Демонстранты еще не успели собраться на митинг 25 марта, когда Арсения и Павла увели на вокзал. Во всю ширину улицы сомкнутым строем двигалась казачья сотня. Кони пробивали подковами снег над булыжником. Звенели шпоры, звякали шашки, колыхались пики. И была мертвой перед этой сотней предрассветная весенняя улица. Две роты солдат с боевой выкладкой шли четырьмя шеренгами — спереди, позади и с боков от двух молодых людей с распухшими лицами, словно перепаханными держимордами.