К походу, кроме Миши и Эраста, примкнули еще двое одноклассников — Леонид Иванов и Драгутин Новак.
Привольно было на высоких заоблачных горах. Ястребы, соколы, орлы-кумаи, белоголовые грифы плавали в вышине. А под ногами то собирались, то расходились похожие на вату облака. Громадные синие ели лепились по склонам. В лесах — множество птиц и зверей. Луга — сплошной ковер. Красные, голубые, оранжевые, лиловые узоры цветов лежали на зеленых буйных травах. Быстрые горные ручьи и речки кишели верткой крупной форелью…
Молодые путешественники не только любовались красотами окружающей природы, но и вели между собой серьезные разговоры. Было лето 1903 года, они перешли уже в восьмой класс, их волновали вопросы о выборе жизненного пути, о мировоззрении.
Эраст Поярков стоял за узкую научную специализацию.
— Способности человека ограничены, как бы он ни преуспевал… — отрывисто, на отцовский манер, бросал он, вышагивая длинными ногами по раскаленной тропе. — А посему вывод естественный: чтобы чего-нибудь путного достигнуть, надо все свои способности посвятить определенному делу. Вот, например, зоология. Можно всю жизнь отдать не то что какому-нибудь зоологическому семейству, а далее просто одному-единстеенному виду, и все-таки мало окажется целой жизни…
Михаил, держа твердый размеренный шаг, спорил с Эрастом:
Можно, конечно, всю свою жизнь посвятить какой-нибудь амебе и ничем, кроме этого, не интересоваться… Но не значит ли это и самому уподобиться амебе?.. Где-то возле меня за окнами, за стенами будут страдать, бороться люди, рождая в муках новые формы общественного бытия, а я буду шепотом разговаривать со своей возлюбленной амебой, улыбаться ей тихой академической улыбкой, назначать ей свидания под микроскопом?.. Нет, я на это не способен…
Эраст кипятился.
— А я вот способен, да-да! — кричал он, размахивая сачком. — Разве такие естествоиспытатели, как Леббок, Фабр, Дарвин, меньше сделали для рождения новых форм общества, чем самые прославленные утописты и социологи? Пастер изучал одного микроба, а его имя благословляют миллионы…
— И все-таки Маркс и Чернышевский выше стоят в моих глазах… — настаивал Миша Фрунзе.
Неподалеку от Иссык-Куля молодые исследователи попали в тенистую, пышнотравную долину Киме- ни, небольшой горной речки, впадающей в Чу.
Киргизы Кименьского джайло встретили их с интересом. Устный «телеграф», «узун-кулах» («длинное ухо»), уже оповестил местного князька Шабдана, что из-за Кастека появились русские «апицеры» с гербами на фуражках. За «гербы» были приняты гимназические значки.
А Шабдан был особенный киргизский феодал-князек. За помощь против кокандцев Александр II пожаловал его чином полковника и несколькими медалями. Редко представлялся ему случай щегольнуть своим мундиром и эполетами перед русскими, и поэтому он обрадовался полученной вести, даже выслал отборных коней навстречу гостям.
Шабдан и жил не как остальные киргизы — не в юрте, а в деревянном доме, возле Кимени. Юрты были разбросаны в почтительном отдалении от его деревянного «дворца».
Полукругом сидели на траве седовласые аксакалы, а Шабдан, в полковничьем мундире, напяленном на шелковый чапан, стоя встречал гостей.
Юные путешественники не сразу догадались, за кого он их принимает.
Но вот Шабдан сделал под козырек и не без труда произнес по-русски:
— Здравь желам, ваш благородь… — И добавил с некоторым недоумением: — А где погон?
Все сразу стало ясно. Но Эраст не растерялся. Он не замедлил с ответом:
— Российское географическое общество поручило нам изучить флору и фауну Иссык-Кульского побережья, включая и горные ответвления…
Шабдан непонимающе смотрел на гостей. Тогда Миша Фрунзе заговорил по-киргизски:
— В Петербурге тоже аксакалы есть… Хотят знать, где какой зверь живет, где какая птица летает, где какое дерево растет… Эти аксакалы — важные генералы. Понятно вам теперь, полковник Шабдан?
Теперь Шабдан понял и одобрительно заулыбался. Запенился кумыс, белый, как снег горных вершин. Затрещали на огне в казанах кусочки жирных бараньих грудинок — бешбармак. Засверкал рис, пропитываясь пахучим вкусным салом. Защекотало в ноздрях у проголодавшихся исследователей флоры и фауны.
Проведя гостей в свой неплохо обставленный дом, где все же сидеть нужно было на коврах и подушках, хозяин продолжил разговор:
— Аксакалы его величества, говоришь, хотят знать, где какой птиса живет, так? А где горный арол живет, знают они?