— Щепка, ты еще здесь или чего?
— Я здесь, — отозвалась Джо медленно, — просто сон вспоминается еще один.
— Хороший?
Джо пожала плечами. Пусть этот наспех выдуманный сон так и останется неведомым ни ей самой, ни Рыси.
А если Яблоко вдруг к ней придет при мастере, мастер сможет его отшить? Так, чтобы больше не ходил? Вот Рысь бы смог, но его Яблоко пока избегает. А может, Роуз рассказать, и пусть она…
Или была бы у Джо постоянная компания. Но Александр с Леди вечно строят планы, старшие девушки все в думах о парнях, в готовке ужина, в поиске новых образов, другие старшие почти не разговаривают, парни смеются, и гладят по голове, и не дослушивают до конца ни одной фразы.
— Ладненько, Щепка, пойду дальше веселиться. — Рысь взъерошил ей на прощание волосы, легко поднялся, под глазами синяки.
— Ты вообще спал сегодня?
— Было дело.
Он на миг замер, смотрел на нее то ли тепло, то ли снисходительно. Ну конечно же, что Джо понимает, она же младшая.
— А мастер с Роуз танцевал.
— Да неужели?
А между прочим, это было так красиво. Они кружились, и Джо казалось, что сейчас заиграет музыка — не эта, общая, усталых музыкантов, которые уже валились с ног, а какая-то личная, особая. Они кружились, и Джо уже знала, что будет это вспоминать — две темные фигуры в свете фонарей. Жалела, что не умеет рисовать.
— Рысь, а Рысь?
— Аюшки?
— Можно я к мастеру схожу?
— Это зачем еще?
— Я спросить кое-что хотела у него.
— Ну знаешь ли… — Рысь посмотрел на нее снова, покачал головой. Наверняка просчитывал — не влюблена ли? Не сцепится ли с кем-то по дороге? Послать с ней кого-то из старших или можно и одну отпустить, раз уж она дралась вчера и сил еще нет? Джо даже попыталась улыбнуться, пока он все это решал, — правда, не особо вышло. — Ты что-то, Щепка, темнишь. — Он еще щурился, пытался распознать, но тысяча других дневных дел уже звала его, и этот хор был громче, отвлекал, не давал толком вникнуть в слова Джо и найти неправду.
И Рысь махнул рукой:
— Ну ладно, ладно, только к ужину чтоб дома.
Он чиркнул по горлу ладонью, закатил глаза и отправился будить остальных.
Снился отец. Во сне они тихо шли по дороге к дому, а дом виднелся впереди, между деревьев, и все никак не приближался. По обеим сторонам высились сосны, и цвет иголок навевал мысли о море. Отец был в прежней куртке и выглядел таким же плотным, как при жизни. Почему-то Томас поддерживал его под правую руку, а под левую — Рысь. Во сне казалось, что так и должно быть. На Рысь Томас старался не смотреть. Он вдыхал влажный воздух, хвойный запах, какого в Асне не бывало, пытался разглядеть, что там, вдали, но здесь не было никакой дали. Аллея, сосны, дом, до которого нельзя дойти, отец.
Отец взглянул на него, хмыкнул и сказал:
— Пиджак одерни свой.
— И тебе привет.
В голове, словно стружки на ветру, взметнулись десятки вопросов, и Томас отмахнулся ото всех разом — отец не ответит.
— Ты собираешься вспомнить или нет?
— Что вспомнить, папа?
Отец кивнул на Рысь, и тот скривился:
— Ненавижу. Запер в Приюте и решил, что так и надо.
— Ну, ненавидеть — ненавидишь, а сейчас пришел.
— Как будто мог не прийти.
— Забыть же меня смог. Один меня забыл, другой и того хлеще…
Что, хотел Томас спросить, что «и того хлеще», но голова закружилась, сосны слились в зеленое марево, и все, что он мог чувствовать, был запах рыбы от отцовской куртки. А потом он проснулся, разумеется.
Вчера довел приютских чуть ли не до дома. Только уже на повороте к холму, где город заканчивался, Роуз сказала:
— Всё, дальше мы сами.
И коснулась губами его щеки.
Почему-то тогда казалось, что так и надо — идти с ней позади остальных, держаться за руки и отвечать на странные вопросы еще более странными ответами, будто у них могли быть общие шутки, общее прошлое, вообще пространство смыслов. Будто он знал о ней хоть что-то, кроме имени.
— Вы без кольца, — заметил Томас, имея в виду обручальное, и Роуз отмахнулась.
— Это условность. — Подумала и зачем-то объяснила: — У Рыси нет фамильных украшений, которые он мог бы мне подарить, и мы решили обойтись без этого.
По давнему негласному обычаю обручальные кольца носить не принято. Жених преподносит избраннице либо свое собственное кольцо, и она носит его на большом пальце, либо фамильное — девическое матери или бабушки, смотря кто из них согласится им пожертвовать.