В столовой Беркута оставили одного. Он сел за стол, открыл жестяную баночку с паштетом и намазал его ложкой на хлеб. Запивал соком из коробочки, взятой из стоящего у стены холодильника со стеклянной дверцей, подобного тому, что встречается в магазинах. Было тихо, рядом тянулась линия для выдачи обедов, за которой в темноте угадывалась неработающая сейчас кухня.
Слабый звук, подобный звяканью фарфоровых тарелок, донёсшийся из кухни, насторожил Беркута. Он медленно продолжил жевать, напрагая слух. Раздался короткий шорох волочения чего-то, упакованного в полиэтилен. Беркут встал и прошёл к линии раздачи, устремляя взгляд в темноту. Теперь там было тихо. Предметы, назначение которых сейчас было неважно, да и угадать в темноте не очень-то возможно, стояли неподвижно. Главное - их очертания и расположение теней оставалось неизменным. Беркут, однако, не уходил и продолжал вглядываться. Вот оно. Светлая полоска возле одного из высоких котлов стала потихоньку уменьшаться, уползая за котёл. - Выйди и покажись мне! - приказал Беркут, - Тебе говорю, кто там прячется. Полоска рывком исчезла, а потом оттуда высунулось сморщенное личико. Размером с крупное яблоко, белёсое, с узенькими тёмными глазками. Неотрывно глядя на ведьмака, существо вышло из-за котла полностью. Росточком оно было не более сорока сантиметров, покрытое светлой рыжеватой шёрсткой или волосом, на голове существа заметно оттопыривались в стороны закруглённые уши, расположенные чуть выше, чем у людей. А ещё у него был хвост, который его и выдал чуть ранее. Нечисть в чистом виде. - Кто ты и что здесь делаешь? - хмуро спросил Беркут. - Я не знаю своего имени, - тоненьким и жалобным голосом ответило существо, - Я просто живу в очаге. - В каком ещё очаге? - Давно-давно люди захотели, чтобы я появилось и поселили меня в очаге, - запричитало существо, - Там было три камня, и они всё время грелись, я помогало. Всем было тепло, и покушать варили, и мне давали. А потом стен не стало, и очаг погас, и камни остыли, люди с собой их не взяли, оставили на снегу, и других стен вокруг не стало, и мне было плохо-плохо, я искало, искало новый очаг, но везде было холодно, я забыло своё имя, я жило у зверей в земляных домах. А потом люди снова пришли, появились другие стены, большие стены, другие очаги, непохожие, без камней. Но стало тепло и покушать можно... - Украсть? - Люди сами больше не дают мне покушать, - поникло ушами существо, - Они меня не знают, по имени не зовут, и очаг горячим не дают поддерживать, они его часто гасят, и я всё время боюсь, что снова не разожгут. - Что ты делаешь, помимо того, что еду у людей воруешь? Вопрос вызвал затруднения у существа. - Греюсь. Боюсь. Смотрю, - сказало оно наконец. - Какой вред ты приносишь людям? Отвечай правду! - Я не вред! - испугалось существо, задрожав и задёргав хвостом, - Я не приношу! - Другая нечисть живёт в доме? В этот момент в древях столовой появился приставленный к Беркуту наблюдатель Земцов. - Кудинов, поел? Убирай за собой и в казарму - отбой объявили! Беркут не отвёл от существа требовательного взгляда, ожидая ответа на важный вопрос. - Никого нету, только я и люди живут. Не выгоняй меня, ведьмак, тут людей много и еды много, я тогда в другие дома уйду, а в тех домах людей мало и еды мало, люди будут злиться на меня, всем будет плохо. - Ладно, - сказал Беркут, - потом решу, что с тобой делать. - Дух, ты офонарел? - выпучился Земцов, - Что ты можешь со мной сделать? - Я не тебе. Задумался просто... Не бери в голову. - Ты псих, что ли? - Он самый. Куда мусор выбросить? В казарме ещё не спали. Пока Беркут раздевался возле выделенной ему кровати с синим шерстяным одеялом, от ближайших солдат тихо доносились дружеские советы: - Дух, спи одним глазом, второй открытым держи. А то прилетит тебе что-нибудь, а ты и не заметишь, гы-гы. - Ничего, в тюрьме же как-то спал, посплю и тут, - ответил Беркут, укладываясь. - Ё-моё, бойцы, нам что, зека завезли? - Приказано не болтать с Кудиновым, - громко сказал Земцов. - А то враз плохому научу, - добавил Беркут. - Тихо всем! - крикнул дежурный. Наступила благословенная тишина, но Беркут не позволил себе сразу расслабиться и уснуть. И дело было не в угрозах солдат. Ему нужно было подумать об этом задании и о самом себе.