До последней декады августа часть жила спокойно, а там мужчины заволновались, захлопотали - пришла пора собираться на ежегодную сезонную охоту, пострелять птицу, которая уже подросла, набрала мяса, жирка и готовилась улетать. Ехать все, конечно, не могли - службу никто не отменял, но хотели поехать почти все. Лейтенант Брагин по этому поводу пребывал в печали - его опять не брали. Вслед за офицерами заволновался и Беркут. У него в последнее время родилось подозрение, что местная нечисть поумнела и на глаза ему старается не показываться, для этого обходя территорию военной части за семь вёрст. Чтобы подтвердить это подозрение или опровергнуть, требовалось выехать подальше. Напроситься бы в команду к охотникам, да так, чтоб не отказали. - Товарищ полковник, к вам на приём рядовой Кудинов просится, - доложил прапорщик. - Ну впусти, - удивился Мурзин, и затем посмотрел на вошедшего солдата, - Что у тебя случилось? - Товарищ полковник, - вытянулся Беркут, - у нас с покойным ныне полковником Бородько была одна договорённость. Он не указал моё имя в рапортах о спасении жизни прапорщика Долгина и в связи с обнаружением американской подлодки, за это мне было обещано, что я буду выезжать на разные мероприятия вместе с другими. Поэтому он меня тогда и на зимнюю охоту отправил, и на сбор мусора... - Да что ж такое?! - возмущённо взмахнул рукой полковник, - Три дня только и делаю, что ходоков принимаю с такой просьбой. И ты туда же! Количество техники ограничено, и состав охотничьей экспедиции уже утверждён, понятно? Или, по-твоему, я должен кого-то из офицеров из этого состава выкинуть, чтобы тебя, рядового, по блату взять?