Общее веселье и разговоры расслабили всех. Кроме Беркута - он о своей миссии помнил. Поэтому когда один из офицеров вдруг пошёл в сторону от костра - дальше, чем нужно было, чтобы помочиться или оправиться, Беркут громко окликнул его: - Саныч, вы куда? Тот обернулся. В тишине, которая возникла потому, что все замолчали и тоже смотрели на своего товарища, ответ Саныча был едва различим. - Да там звуки какие-то... будто младенец плачет. Не слышите разве? - Тэкс, посмотри, что там, - тихо попросил Беркут. Помощник вскоре прилетел с ответом. Нежить. - Всем стоять! - приказал Беркут уже ринувшимся на непонятные звуки охотникам, - Опасность!
*
Конечно, это было нелепо - рядовой в должности "подай-принеси" приказывает офицерам армии. Или Малой командует матёрыми охотниками - так тоже нелепо. Поэтому после короткой заминки, вызванной удивлением этой нелепостью, собравшиеся двинулись снова, отложив на потом окорот явно зарвавшемуся парню. Но этой заминки хватило полковнику Мурзину, чтобы принять решение и скомандовать: - Отставить поиск! Саныч, назад! Офицеры нехотя послушались и остановились. Между тем, звуки заливистого младенческого плача слышали уже все. Мужчины хмуро смотрели на полковника и Беркута, ожидая весомых объяснений. А Романыч и не знал, что объяснять. Поэтому он тоже повернулся к Беркуту. - Тебе слово, специалист. Кто там плачет? - Знаю только, что это не ребёнок, - признал Беркут, - Мне надо самому посмотреть, чтобы определить точнее. - Что за бред? - возмутился Саныч, которому продолжающийся младенческий крик явно разрывал сердце, - Что я, не знаю, как младенцы плачут? У самого детей трое. - Ладно, - принял решение полковник, - Первым идёт Малой. Мы - следом, но в отдалении и с опаской. Он лежал в небольшой ямке, устланной подмёрзшей уже травой - обычный с виду человеческий ребёнок, месяцев трёх-четырёх отроду, смуглый, с отросшими тёмными волосиками на голове. Младенец был голым, беззащитно поднимал подрагивающе ножки, под которыми виднелась лужица оставленных им экскрементов. Беркут не имел опыта ухода за маленькими детьми - ни отцовского, ни какого-то другого, но даже у него возник порыв взять несчастного ребёнка на руки, укутать во что-нибудь тёплое, спасти. Но он, конечно, сразу пресёк в себе этот порыв. Вместо этого он произнёс сакраментальное: - Назовись, нечисть. Крик младенца мгновенно оборвался. Ребёнок открыл глаза, внимательно посмотрел на Беркута совершенно взрослым взглядом, а потом сел. - Ведьмак. Вот же не повезло, - с досадой проговорил он. Голос его тоже был отнюдь не детским. - Что за чёрт? - спросил один из охотников, которые, как оказалось, подошли достаточно близко, чтобы увидеть и невнятно услышать то, что происходит. - Спасите ребёночка, уааа! - дурашливо закричала видимая всем тварь и стала рукой месить свои экскременты, - Я замёрз и обкакался! А ещё я очень голоден. Я хочу пить, хочу красненького, уааа! - Я приказал тебе - назовись! - с угрозой повторил Беркут. - Ангъяк! - выплюнул монстр, - Родная мамка бросила меня тут на погибель, уааа! Моё молоко папке и старшим детям скормила! Это - чистая правда, ведьмак, я был невинным оставленным на морозе ребёнком. - Ключевое слово тут - был, - мрачно прокомментировал Беркут, - А теперь что ты делаешь с людьми? - Ой, - сказал младенец, поднеся руку к уху и плотно залепив его собственным дерьмом, - Я стал хуже слышать. Не мог бы ты повторить вопрос? После этого нежить залепила и второе ухо, полностью оглушив себя. А потом резво вскочила на ножки, высоко подпрыгнула и кинулась на Беркута, метя к незащищённой одеждой верхней части шеи. При этом тварь оскалилась, и стало видно, что рот его наполнен острыми зубами, способными быстро прокусить самую прочную кожу.