– Что говорит Регина на такие картинки? Не думаю, что это приемлемо – видеться с ней в присутствии… – отец напряг взгляд, рассматривая календарь, – в присутствии Натали.
– Природа, солнце и песок. Нам в северных широтах не повстречать таких красот на улице. К тому же погода дрянная, а тут хоть вид солнечный.
– Не ради красот природы эта картинка.
– Это календарь просто.
– Двенадцать лет назад по нему можно было сверять даты.
– Регина не замечает Натали и ты ее не трогай.
Иоанн недовольно замотал головой, но отвечать не стал. Он прошелся по комнате взад-вперед, словно в раздумьях, и какое-то время не говорил ни слова. Сашка молча наблюдал за ним. Обычно отец предпочитал беседовать на своей территории – в зале, в церкви, для сложных и деликатных вопросов предназначался флигель. Было странно видеть его в комнате, он словно бы не вмещался в нее, как посторонний предмет с улицы.
– Я думал, вы вместе проводите вечер, но услышал гитару и изумился, – начал он несколько неуверенно.
– У Регины урок танцев, – бесстрастно ответил Сашка. Так оно и было, к тому же вовсе незачем отцу знать, что они с Региной повздорили на ровном месте и она не берет трубку уже второй день.
– Тебе тоже стоило бы освоить это искусство!– с какой-то уж слишком довольной улыбкой сказал отец, – Язык танцы красноречивей любых слов, он не знает границ, трудностей перевода. К тому же, это сближает.
Сашку чуть передернуло, чтоб не смотреть на отца он принялся засовывать гитару в чехол, но батюшка будто правда ждал ответа. Сашка обронил:
– Календарь значит нельзя, зато публично трясти задом приемлемо, – Иоанн тяжело вздохнул, а Сашка мотнул головой, – Есть вещи поинтереснее.
– Например, терзать музыкальные инструменты?
Сашка одобрительно повел ладонью в воздухе.
– Ну, например.
Он не мог понять, что у отца на уме, не хотелось бы говорить с ним об отношениях с Региной.
– Далеко ли у тебя опись древностей хранилища? Я хотел бы взглянуть.
Сашка достал внушительную кожаную книгу из широкого ящика под столешницей. С тех пор, как отец тогда во флигеле отдал ему каталог, Сашка так и не заглядывал в него. А ведь обещал Иоанну, что тщательно сверится с описью. Отец взял каталог и развернул его прямо на своей огромной ладони. Близоруко прищурившись, он неспешно перелистывал страницы – плотные, желтые, исписанные его же рукой – бесконечные ленты столбцов, которые все продолжаются, лист за листом. Наконец:
– Вот, – Иоанн поставил палец на середину страницы. Сашка остановился с боку от него и взглянул в каталог – « Крест малый, золотой. Стеллаж пять, вторая полка », далее подробное описание креста, – Пойди в хранилище и принеси мне его. Захвати с собой книгу, чтоб не забыть, где он лежит.
Сашка взял книгу в свои руки и снова взглянул на координаты креста.
– Стеллаж пять… – пробурчал он, – Я блуждаю в этом хранилище хуже, чем в лесу. Если тебе, отец, нужен в точности этот крест, лучше бы сам спустился за ним.
– Именно этот и никакой другой! – Иоанн потряс пальцем, – Ты врезал новый замок на дверь в хранилище – оно хорошо, только припаси и мне ключ, а то не с руки каждый раз тебя вызывать, чтобы отворить. Я давно думал, чем бы занять малый уголок в церкви, на ум пришел этот крест – я увидел его пару дней назад за стеклом на полке и тут же вспомнил, что давно мечтал пристроить его в дело; мы уже подготовили место в храмовом зале – крохотную полочку и красного бархата постель. Заметь, – лукаво сверкнув глазами, он снова поднял палец, – Кирилл выстругал и приколотил полку – не ты, он здорово мне помогает. Я попросил полочку, – отец ладонями указал размер, – он сделал. Никаких расспросов и лишних уточнений.
– Умм, – сдержанно кивнул Сашка, – я думал, ты как раз для этого его и нанял.
– Не совсем. – отец выделил эти слова, – Но, ступай и принеси крест, я буду во флигели. Смотри не ошибись, это важно! Возраст, возраст… – пробормотал он себе в бороду, – Капризы погоды творят страшное с моими коленями, да и кисти к концу дня начинают ныть. Сырость, ветер, и вот я уже едва могу преодолеть каменную лестницу в церковный подвал.
Зажав пальцем нужную страницу, Сашка покорно отправился в церковь. Отец не зря сетовал на непогоду – природа будто маялась, стенала, постоянно выл ветер. Он сгонял в толпу черные тучи, так что казалось вот-вот хлынет дождь, но тут же сам и разрывал тяжелые облака на части, проглядывали рваные куски неба – чистые и холодные, словно льдистые осколки, которые, с новым порывом, зарастали густыми карбункулами озлобленной весны. Тучи бродили по небу, слепые, остервеневшие, забитые влагой, вынужденные истязаться и журчать, но без надежды на добротную бурю. Тут не только колени, этой весной ныло все: замученные снегами травы, замерзшие кусты с черными ветками-плетьми, которые ветер с особым азартом раскручивал в воздухе, деревья, насекомые, голодные птицы – грачи и галки сновали стаями по улицам и дворам. Особо выделялся безнадежный стон старого каштана, его скрип перешел уже на такие частоты, что напоминал рыдания; каштан не мог дождаться, когда же распустится листва на последней его живой ветке и Регина нарисует свой контраст, чтоб принять избавление от пилы и топора. Ладно, хоть снег перестал, воздух успел чуть прогреться. Со стремительным свистом вонзилось в апрель дыхание южных ветров, растаскивая уставшие сугробы, осушив капель.