– Ты боишься, что кто-то из своих.
– Ухм… – Сашка не хотел говорить прямо, – Приятней поверить, что иконы сами убежали.
– Окна, говоришь, за решетками, – пробормотал Леопольд, а его губы дернулись в улыбке. – Вот же олух царя небесного, дикобраз ты ядовитый,– дед зашелся в приступе сиплого смеха и тут же забился в удушливом долгом кашле.
– Дед, если тебе есть что сказать, не тяни, – Сашка легко переносил оскорбления Леопольда, но сейчас тут была Регина. Старик повернул к нему довольное лицо с промокшими от смеха глазами.
– Ум ссушил, а умишко-то короткий! Каждый скажет тебе – под монастырем целая сеть подземных ходов, они связывают между собой не только все строения самого монастыря, но даже некоторые здания из города. А ты говоришь окон нет, гремучий межеумок! – Леопольд снова захихикал.
– Подземные ходы?
– Целый лабиринт.
Сашка с недоверием прищурился:
– А тебе-то откуда известно?
Дед махнул рукой, словно ему уже стало скучно:
– Монастырь – давнишняя постройка, раньше так строили, на случае войны, недоброжелателей, пожара или прочих напастей. К тому же я бывал там, крепкие постройки были заперты на ключ, а вот по развалинам в детстве мы с мальчишками полазили от души. Во время войны, говорят, ходы заколотили, но при желании, думаю, их легко обновить. Не уж-то, ты не догадывался? Нет? Я знал, что ты пальцем деланный.
Регина бесшумно поднялась и выскользнула из комнаты. Сашка догнал её в прихожей:
– Ты уходишь? А как же дед.
– С ним все замечательно, обострилась жажда внимания, но это не опасно.
Сашка нахмурился:
– Что с тобой? Ведёшь себя, как ворчунья.
– Вовсе нет. – Регина направилась к двери, Сашка хотел поцеловать её, но она вывернулась и юркнула на улицу.
– Постой, я тебя подвезу.
– Не терплю твой мотоцикл! Ах да, – она обернулась на ходу, – завтра ждём тебя ровно в семь, надеюсь, ты не забыл.
Регина позволила проводить себя до калитки и поторопилась прочь. Сашка беспомощно наблюдал, как подпрыгивают её кудри при каждом сердитом шаге и в груди становилось тоскливо. Он смутно сознавал, что что-то произошло, нечто размытое, бесплотное, но уже обретающее образ. Закралось ощущение, что всякий раз у Леопольда заканчивается для них как-то неправильно. Неужели она всерьез дуется из-за той выходки деда, из-за плевка? Ну нет, Регина умна и не позволит маразму расстроить их отношения.
Рядом пискнули колеса инвалидного кресла:
– Зря ты позволяешь вертихвостке показывать норов.
– Ты оклемался что ли?
– Как будто бы полегчало.
– Я недопонял, дед – ты зол на Марка за то, что он помереть тебе не дал?
Дед скривился в гримасе отвращения и злобы:
– Да ты ж дубина, а не человек! Я выворачиваюсь, а он недопонял! – старик резко развернул кресло и поколесил прочь.
– Ответь все же.
– Да что сложного!? Мы ехали, перевернулись и я целехонек, а Всеволодка мертв. Вот мне анафема – издыхать от вины, как от огня много-много лет подряд. Уж лучше б я тоже шею свернул. – Леопольд оттопырил палец и стал тыкать в Сашку, – Вот каков твой боженька – немилосердный, жадный, злопамятный! – Дед укатил в дом и заперся в комнате, но еще какое-то время бурчал, – Я всех вас переживу. Такие, как я, липучки бессмертные…
10
Гвоздодер выскользнул из подмышки и звякнул о каменный пол – эхо разнеслось по церкви, волнами затихая под круглым сводом. Из ризницы выглянул встревоженный диакон:
– Ты что? – пискнул он.
– Спущусь в кладовую, попробую отыскать там дверь, – Сашка крепче подхватил инструменты, а другой рукой нащупал в кармане связку с ключами. Ключ от хранилища был еще совсем новым, блестел и царапался нестесанными гранями.
– Дверь? – диакон вылез из-за алтаря.
– Возможно, там есть подземный ход – вот как пропадают иконы. – Сашка подумал позвать диакона с собой, но слова застряли в горле омерзительным комком. – Не обращай на меня внимания, занимайся своими делами, отец любит, чтоб в церкви все было прилежно.