Подполковник с благодарностью кивнул Дудинцеву. И за передышку, и за верно поставленный вопрос. Все-таки оперативная хватка не пропадает даже у давно работающих в его отделе сотрудников. Впрочем, кто сказал, что она, это самая хватка, не нужна при расследовании загадочных, ни в какие рамки не помещающихся, случаев?
— С точностью до дня, — подтвердил подполковник. — Мы сейчас, в частности, и для этого тоже «контрика» ждем, что б документы нам передал по этому делу целиком, всё, что они наработали, чтобы потом не дергаться и не спрашивать: «а это было?», «а тут смотрели?»
«Работали контрразведчики на совесть, прошерстили всех знакомых и знакомых знакомых, и знакомых знакомых знакомых того австралийского атташе. Ненужных отсеяли, а у подозрительных под разными предлогами начали брать образцы чернил с их ЦПУ. И — наткнулись на искомое…
Вот только беда — не мог этот человек, с атташе знакомый через третьих-четвертых лиц, написать такой роман, и как человек — не мог, да и не литератор он вовсе, а роман-то эксперты в один голос назвали очень неплохим с художественной точки зрения. Пришлось с этим… э-э-э… декоратором и костюмером беседовать напрямую, но — аккуратно, чтоб человека не обидеть напрасно. И правы оказались те, кто так решил, от такой беседы большая польза получилась, а иначе еще на несколько месяцев работа бы растянулась.
Декоратор рассказал, что кассетами к ЦПУ его иной раз снабжает Ирина Ярцева, ну, может, знаете? Жена художника Валентина Ремезова, да и сама художница, но больше все-таки известна, как богемная дамочка. Вечеринки всякие устраивает, считай, салон артистический содержит в своей студии. И — в точку, австралийский атташе оказывается лучший друг-приятель и её самой, и её мужа, а в тот приезд в Москву, когда он получил рукопись романа, так вообще несколько дней прожил в студии Ремезова…»
— А разве у нас какие-то проблемы с кассетами? — снова уцепился за ниточку дотошный капитан Дудинцев. — Почему этот декоратор не приобретал сам? Не такая уж проблема — все это хозяйство периодически заказывать, если, конечно, типографию на дому не организовывать…
— В отчете сотрудника, который беседу проводил, это было, — согласился подполковник. — Ему тоже странным показалось… Но декоратор пояснил, что забывал иной раз использованную на новую кассету поменять, вот Ирина Ярцева и ставила свои, которые с собой приносила по его же просьбе. Проблемы и в самом деле маленькие, так что никто бы об этом и не вспомнил, не прояви мы интерес к этому обстоятельству…
В этот момент разговор прервался появлением в комнате новых персонажей: высокого моложавого блондина, одетого пестро и ярко, с художественным беспорядком, устроенным из длинных, соломенного цвета волос, никоим образом даже отдаленно не напоминающим работника органов госбезопасности; и невысокой полненькой девушки в строгом темно-синем платье. Мужчина тащил в руках и подмышками три толстенные папки, а девушка несла тоненькую, всего-то на пару листочков.
Кивнув находящимся в комнате «свиридовцам» во главе со своим начальником, блондин с явным облегчением бухнул на стол папки, покрутил плечами, как бы разминая их после тяжелой работы, и представился:
— Майор Семенов, рад, что добрался до вас…
Девушка же, не здороваясь и не представляясь, тихонечко подошла к подполковнику Свиридову и положила перед ним папочку с перечнем передаваемых из отдела в отдел документов.
— Мы тоже рады, товарищ майор, — ответил Свиридов и бегло пробежался глазами по перечню, который следовало подписать, принимая на себя ответственность за сохранность всех принесенных «контриком» бумаг, кивнул девушке и отметил в конце документа свое звание-должность, время-дату получения, после чего расписался на каждой страничке реестра. — Спасибо!
Наступила маленькая пауза, оперативники дожидались, пока девушка-секретарь выйдет в коридор. Пусть была она своим же сотрудником и в чем-то даже более посвященным в разные аспекты работы своего отдела, но вести разговоры при посторонних, в деле не участвующих, давным-давно стало не просто законом, а дурным тоном не только у «свиридовцев», а во всей госбезопасности.
— Знакомьтесь, — сказал подполковник, когда за девушкой закрылась дверь. — Майор Семенов Алексей Петрович. Вел это дело до сего момента по части контрразведки. А это — мои сотрудники, капитан Дудинцев Игорь Владимирович и старший лейтенант Всеволод Васильев. Игорь Владимирович наш кадровый, не первый год в отделе, а вот Севу к нам только-только перевели…
— Вот и хорошо, что только-только, — кивнул всем еще раз Алексей Петрович, присаживаясь к столу и доставая из кармана сине-голубого френча пачку сигарет. — Свежий глаз частенько полезным бывает. А вы тут, значит, нашу работу разбираете?
— Ну, не разбираем, конечно, — ответил Дудинцев, — знакомимся… Товарищ подполковник вводит, так сказать, в курс дела…
— Пожалуй, я товарищу Свиридову помогу, — сказал майор, закуривая, и как бы давая этим понять, что, несмотря на лишнюю звездочку на погонах, он на равных с начальником отдела. — На чем вы тут остановились?
И посмотрел почему-то на Севку Васильева, ожидая ответа на свой вопрос от младшего по годам и званию в их компании.
— На кассетах с чернилами для ЦПУ, — ответил Всеволод, успев поймать одобряюще-разрешающий взгляд подполковника. — И на том, что кассеты эти передавала декоратору художница Ярцева…
— Та еще штучка, — кивнул, подхватывая нить разговора, майор Семенов. — Одни беспокойства от нее. Да ладно бы со зла или из вредности женской эти беспокойства для нас устраивала, так ведь нет, по простой женской безалаберности и художественному бардаку в мозгах.
7
…В просторном, но удивительно захламленном зале мастерской Ирины Ярцевой царил полумрак; тени суматошными сполохами метались по стенам, будто испуганная стая летучих мышей бесилась под высоким потолком; бросали свои блики на огромные стекла окон свечи, то тут, то там прилепленные к этюдникам и зеркальным рамам, установленные в новенькие, но сделанные под старину, канделябры.
— Ирэн, разве нельзя включить электричество? — с аристократической ленцой в голосе спросил Саймон Брук, среднего роста, симпатичный брюнет лет сорока, сидящий в углу мастерской возле небольшого резного столика, накрытого к чаю.
— Ну, что ты, Сай, — моментально откликнулась откуда-то с противоположного угла помещения Ирина. — При электрическом освещении пропадет вся атмосфера мистики, фантасмагории, визионерства, в конце концов…
Саймон промолчал, хотя больше всего сейчас ему хотелось пожать плечами, встать и уйти. Еще бы — тащиться из Самары, в которой обосновались еще со времен войны все посольства в России, в Москву, город пусть и красивый, по-азиатски ленивый и азартный одновременно, и все это только для того, что бы попасть на некое представление, устроенное хозяйкой мастерской исключительно для себя любимой. Хотя в предварительном разговоре ею же было обещано знакомство с интересным человеком, вхожим в имперские закрытые архивы армии и госбезопасности и сочинившим книгу о разделе Китая, основанную на документах и фактах.
Начальство Саймона дало добро на эту встречу после долгого, почти десятидневного раздумья, просчитывая возможные варианты, как дивидендов от установления связи с таким человеком, так и скандала при вполне допустимом провале, если человек этот окажется провокатором. Впрочем, сам Брук особо не волновался, защищенный дипломатическим иммунитетом, а работу себе он всегда найдет, даже если станет «персоной нон грата» в Советской России. В конце концов, его университетская еще специализация по Индокитаю не позволит ни умереть с голоду, ни быть вышвырнутым из Управления Стратегических Служб без выходного пособия. Возможно поэтому, а скорее всего — из-за врожденного пренебрежения ко всем людям не англо-саксонской расы, Саймон вел себя в мастерской по-хозяйски, сразу же при появлении потребовав чаю, решительно отказавшись от вина, водки и иных гостеприимных напитков, которыми попыталась его попотчевать Ирина Ярцева. И к хозяйке помещения, старой знакомой, но тем не менее так и не получившей от Саймона необходимого кредита доверия, он относился, как положено относиться доброму господину к нерадивой, но старательной служанке.