Харьяс собиралась расспросить, как ей связаться с партизанским отрядом, в котором ее муж, но в дверь забарабанили. Ввалились двое немцев с автоматами. Их сопровождал штатский человек в фуфайке — бригадир. Тетя Нюра мгновенно смахнула со стола медикаменты в порожнее ведро, стоявшее у печки, сверху бросила в него картофельные очистки.
Чтобы не выдать своего замешательства, Харьяс схватила со стола чистую хлебницу и стала мыть ее, подставив под умывальник над лоханью.
— На окопы! — объявил бригадир, подозрительно оглядывая Харьяс.
— Это моя племянница Дуся, — объявила тетя Нюра, — у нее сердце больное, она пусть посидит дома, а рыть окопы я сама пойду. Только сперва обед приготовлю.
Немцы в один голос закричали:
— Шнель! Шнель! Бистро!
Бригадир был добрый человек, только угрожая расправой, его заставили собирать людей на трудовую повинность. Он посоветовал старушке посидеть дома, а «племянницу» отправить на работу.
— Я подберу ей что-нибудь полегче, — пообещал он.
— Да, да, бистро, бистро, — потребовали автоматчики.
Так Харьяс очутилась среди девчат и молодух, согнанных из трех деревень. Женщин было более двухсот. Их охранял десяток вооруженных солдат. Работой руководил поджарый лейтенант с белесыми ресницами.
Он знал несколько русских слов и, размахивая руками, объяснял и показывал, как следует рыть траншею между двумя высотками. К Харьяс, начавшей долбить ломом мерзлую землю, пристроилась молчаливая русоволосая девушка, в ватном полупальто и кирзовых сапогах. Вскоре они разговорились, познакомились. Девушка назвалась Наташей. Она была местной жительницей. Когда Харьяс сказала, что она племянница тети Нюры Конюшковой и зовут ее Дусей, Наташа как-то загадочно улыбнулась.
Работа подвигалась медленно. Женщины только делали вид, что трудятся в поте лица. Лишь когда приближался кто-то из конвоиров, начинали усердно орудовать ломами и лопатами. И все же как «женский батальон» ни отлынивал от принудительного дела, к вечеру траншея длиною около трехсот метров углубилась почти на метр. Немецкий офицер, коверкая русские слова, объявил, чтобы завтра все снова вышли на работу в шесть утра. Глубина траншей должна быть в рост человека.
Наташа, взяв под руку Чигитову, повела ее по тропинке, в сторону от деревни. Когда они остались вдвоем — другие женщины, перегнав их, разошлись в разные стороны, — Наташа, опять улыбнувшись, сказала:
— Я хорошо знаю Дусю, племянницу тети Нюры.
Харьяс обомлела: вдруг эта русоволосая девушка была к ней специально подослана, чтобы выяснить, кто она, с какой целью сюда прибыла.
— Да не бойтесь вы меня, я — свой человек и хочу вам помочь, — сжав ее руку, продолжала Наташа. — Скажите, вы не Харьяс Харитоновна?
— Почему вы так думаете? — дипломатичным вопросом ответила Харьяс.
Оглянувшись, Наташа сказала:
— Я ухаживала за раненым майором, он мне рассказывал о своей жене, Харьяс Харитоновне. Она так похожа на вас! То есть вы на нее.
— Это правда, Наташа? Вы ухаживали за моим мужем? — Харьяс кинулась к девушке, обняла ее. — Где он? Расскажите мне все о нем.
— Пойдемте в лес, — сказала Наташа. — Там мы найдем Костю, связного, он вас проведет в партизанский отряд к мужу.
— Сначала надо бы зайти к тете Нюре, — приостановилась Харьяс. — У нее там спирт и перевязочный материал…
— К ней зайдем потом. Сейчас важно встретиться с Костей. Он расскажет о новостях в отряде. Возможно, Кириллу Герасимовичу сделали операцию.
— Заражения крови не было бы… — испугалась Харьяс.
— Пошли, пошли. Костя нам все расскажет. Вы давно женаты с майором? Вам сколько лет? Вы очень любите мужа?
Уставшая и взволнованная женщина машинально и односложно отвечала на вопросы.
Наташа оказалась не такой уж и молчаливой…
Поднявшись на пригорок, откуда село было видно как на ладони, они увидели стадо коров, которое гнали на запад конные солдаты. Наташа испуганно дернула за руку Харьяс, намереваясь повернуть обратно, но их заметил один из солдат. Он крикнул: «Ком!»
Это означало: идите ко мне. Женщинам ничего не оставалось как повиноваться.
— Млеко! Млеко! Дой-дой! — говорил немец, гарцуя на коне и имитируя руками дойку коров.
Стадо остановили. С обозных телег немцы достали ведра, одной из них вручили Харьяс, другое Наташе.
— Млеко, дой-дой! — повторил, спешившись, немец, показывая на уставших животных.
Харьяс в юности доила корову. Она не испугалась, что сейчас ей придется подтвердить свое крестьянское происхождение.