11
Утро было в расцвете. Желтый солнечный диск величественно катился по чистому, как океанская гладь, небу. Земля дымилась, подсыхая от весенней влаги. Набухли, готовые лопнуть, почки.
Раненые, группами и в одиночку, бродили по двору, сидели на бревнах, подставляя руки, лица теплому ласковому солнцу. У ворот школы, превращенной в госпиталь, остановилась легковая машина. Из нее выскочил Сергей Чигитов и, одергивая гимнастерку, вошел во двор. Люди в больничных пижамах показались ему удивительно похожими, как близнецы. Где же тут узнать своего отца? Он направился было к сестре, чтобы спросить ее, как вдруг услышал:
— Сережа!
— Папа! — вскрикнул Сергей, еще не видя отца, а лишь узнав его голос.
От группы мужчин с палочками, на костылях, с перевязанными или загипсованными рукой, ногой, отделился Кирилл Герасимович. Сергей бросился ему навстречу. Пока отец и сын обнимались, целовались, их окружили раненые. Одни безмолвно улыбались, глядя на счастливых Чигитовых, другие переговаривались:
— Вот повезло людям!
— Каков майор, сам молодой и такого взрослого сына имеет!
Подошла медсестра в белом халате и косынке с красным крестом:
— Поздравляю вас, Кирилл Герасимович, со встречей с сыном! — сказала она. Обратившись к Сергею, добавила: — Ваш отец — молодчина! Столько операций перенес!
— Да, люди воевали, а меня как вывезли из партизанского отряда, сюда, в Тулу, так до сих пор ремонтируют. Прошусь в свой полк, не отпускают, — как бы оправдываясь, сказал Чигитов-старший, не сводя глаз с Сергея. Сын раздался в плечах и, кажется, стал выше ростом. — Как там дела у наших? Где полк стоит? Почему редко писал?
— Ждут приказа о наступлении. Просили передать тебе привет. Твоим полком пока командует Великанов, все ждут тебя. А насчет писем, как же… писал…
Они отошли к куче бревен, присели на них.
— Меня так изрешетили, что залечить не могут. Ну, а ты, как, Сережа? Все ординарцем при командире дивизии?
— Теперь уже адъютант, но прошусь в разведку. Ятманов меня не хочет отпускать, но я буду всю жизнь себя презирать, если не уйду из штаба. Нет папа, не по мне это дело. Мама где-то мучается в неметчине, ждет освобождения. А я… да как я буду смотреть ей в глаза!
— Ну, а в чем же дело? — спросил Чигитов-старший.
— Ятманов препятствует. Говорит — не могу допустить, чтобы погибли все Чигитовы.
— Чего же это он нас хоронит? — вроде бы даже обиделся Кирилл Герасимович. — Я умирать не собираюсь. Мама…
Они чувствовали, понимали, что оба готовились к главному — к разговору о матери — и все оттягивали его. Настолько трудным, больным он был для них. Судьба Харьяс оставалась неизвестной. Они только и знали, что немцы отправили ее в Германию. Позже уже сюда, в госпиталь, тетя Шора Конюшкова написала Чигитову, что пленницы из Петровского и соседних сел находятся в трудовом лагере в Ростоке.
— Как-то школьники принесли мне том Большой советской энциклопедии… Город Росток находится на северо-западе Германии. Да, далеко нам, сынок, нужно будет идти, чтобы освободить маму. Нового ничего о ней не слышал?
Сергей, не отвечая, опустил глаза.
— Я виноват, что все так трагически сложилось в ее жизни. Если бы меня тогда не ранили, — продолжал вслух думать Чигитов-старший. — И надо же было ей тащиться через линию фронта! Какое легкомыслие!.. Хотела меня спасти, а сама… Жива ли?
— Не говори так, папа. Я чувствую, я уверен, что мама жива! Когда придем в Германию, первым делом поеду в Росток и разыщу ее.
Кирилл Герасимович долго молчал, потом тихо проговорил:
— Хочется верить, Сережа…
— Из Вутлана что пишут?
— Пишут — вовсю развернули добычу сланца. Если бы не война, мы уже строили бы энергохимкомбинат.
— Да, если бы не война… — задумчиво произнес Сергей, — Мне, папа, теперь захотелось получить высшее образование… Как кончится война, сразу поступлю в институт. Только не в энергетический, а в машиностроительный.
— Не зря говорят — запретный плод сладок. Как мы с матерью хотели, чтобы ты закончил десятилетку и шел в вуз… Ты в Тулу надолго?
— На два дня. Отпросился у Ятманова с интендантом на фронтовой склад за обмундированием для полка. Ну, а главная цель — повидаться с тобой.
На этом они расстались. Сергей уехал на фронт, а Кирилл Герасимович, пробыв в госпитале еще две недели, получил направление в местный эвакогоспиталь: рана все еще не заживала.