В Москве он остановился на один день у профессора Верхоленского. Петр Петрович жил в Замоскворечье, на Якиманке, в массивном многоэтажном доме, придававшем этой старой улице солидный столичный вид. Кирилл Герасимович был приятно удивлен, увидев, что в доме работает лифт, а на этажах поддерживается довоенные чистота и порядок.
Профессор Верхоленский радушно встретил Чигитова. Рассказал, что в начале войны, несмотря на преклонный возраст, он пошел ополченцем защищать Москву, но его вернули из Волоколамска специальным приказом. И направили с правительственным заданием разведать новые месторождения топлива в Сибири, где уже велись разработки. В Москву Петр Петрович вернулся недавно, работал в Госплане. Чигитов, показав на забинтованное плечо, с горечью высказал предположение, что, очевидно, он отвоевался. А если так, добравшись до дома, сразу пойдет работать — станет добывать сланец. Для этого-то и больное плечо не будет помехой.
— Мне писал Христов: там срывается закладка новой шахты на руднике. Так что работы хватит…
С тех пор, как скончалась жена Петра Петровича, жил он один в огромной квартире. Дом, несмотря на военное время, хорошо отапливался и это располагало к задушевной беседе. Кирилл Герасимович вытащил из своего дорожного рюкзака консервы, белый хлеб, брусок сливочного масла, выданные ему в госпитале на дорогу, и бутылку розового муската, купленного в Тульском военторге.
— Вино мы разопьем, а это, — профессор показал на консервы и масло, — убери обратно в мешок. По дороге ничего не купишь, кроме вареной картошки и соленых огурцов. Казанскую железную дорогу я хорошо изучил: в Новосибирск и обратно ехал через Свердловск, Казань.
После такого вступления Петр Петрович сходил на кухню, принес краюху ржаного хлеба и холодную яичницу из порошка. Разрезал ее пополам, одну половину положил в тарелку Чигитову, вторую — себе. Выложил столовое фамильное серебро.
— Я обедаю в Доме ученых, — говорил он. — А яичный порошок получил по карточке.
Кирилл Герасимович с благоговением раскупорил высокую нежно-зеленоватого стекла бутылку, наполнил вином хрустальные, узкие, на высокой тонкой ножке фужеры. Петр Петрович, подняв свой бокал на уровень глаз, залюбовался розовым, как заря на рассвете, искристым напитком.
— Ну, за успехи на фронте, за вас, фронтовиков!
Кирилл Герасимович с грустью посмотрел на профессора:
— Был фронтовиком, да, видно, не судьба…
Петр Петрович тут же рассеял его пессимизм:
— Огонь можно вести не только с передовых позиций, но и с Урала, Сибири, Вутлана, Куйбышева, Горького. И не только можно, но и ведем. Я видел, с каким подъемом трудится народ в глубоком тылу. Так что не хандри.
Выпили, закусили, переглянувшись, поняли друг друга:
— А, была не была, еще по одной!
Профессор уже знал о судьбе Харьяс и Тамары. Но, боясь растревожить душевную боль Чигитова, ни словом не обмолвился о них. Кирилл Герасимович тоже не хотел омрачать настроение хозяина своими бедами.
Только после третьей рюмки Петр Петрович осторожно осведомился:
— О Харьяс Харитоновне ничего не слышно?
Чигитов даже не удивился, откуда старому профессору известно о том, что случилось с его женой. Как всякому человеку, глубоко и искренне переживающему несчастье, ему казалось, что весь мир оповещен о его беде, сопереживает с ним.
— Нет, ничего. Думаю вот, не заехать ли мне в село Петровское, откуда Харьяс была увезена в Германию? Может, разыщу там кого из людей, встречавшихся с ней.
Петр Петрович, в раздумье помолчав, сказал:
— А рана не помешает? Снова в госпиталь не угодить бы. Смотри, Кирилл Герасимович, береги себя. Я плохой советчик, но очень боюсь, как бы дорогой тебе не свалиться. Постой, батенька, а почему бы тебе не показаться московским специалистам?
Чигитов ответил, что он имеет официальное направление в Чебоксарский эвакогоспиталь, и в Москве никто не будет с ним возиться.
— Это неверно, батенька, я могу позвонить в Боткинскую больницу. Там непременно устроят консилиум специалистов.
— Я боюсь врачей, скажут еще, что нужно ампутировать руку. Я ее в госпитале едва отстоял… Один молодой хирург на полном серьезе доказывал, что нужно отнять и как можно скорее. Едва угомонился.
— Хорошие специалисты не торопятся с такими заключениями. К тому же рука, по-моему, в таком состоянии, что об ампутации речи быть не может. Рана почему не заживает? В Москве опытные хирурги и рентгенологи… Почему бы не воспользоваться случаем?